Владимир Клименко - Конец карманного оракула

Аверьян Михайлович воспринял перемену в Петре Егоровиче чисто по-мужски.

- Петр, - начал он как-то на работе, когда никого из сослуживцев рядом не было, - ты только не подумай чего, я тебя понимаю. Но вот посмотри на меня, я тоже когда-то думал так же. Даже женился на ней, молодой... Да... А теперь видишь тут, - он провел руками по ввалившемуся животу, - и тут, - он указал на мешки под глазами. Ночами ведь не сплю, все думаю, чем ей еще угодить. Измучился весь и все боюсь, что вдруг она к другому уйдет. А Мария Николаевна у тебя женщина хорошая, всю жизнь, считай, вы с ней душа в душу прожили. Одумайся, Петр.

- А, черт! - ткнул пальцем мимо калькулятора Петр Егорович, не ожидавший, что его поведение и жена и сослуживцы расценят именно таким образом. - Провалитесь вы все пропадом!

Он выскочил из-за полированного стола и побежал в медпункт просить валидол. До этого на сердце он никогда не жаловался.

Через два дня институт провожал Аверьяна Михайловича на пенсию. Говорили много и хорошо, а Долгов стеснялся, как десятиклассница, получающая аттестат. И под конец под дружные аплодисменты в зал втащили цветной телевизор, здоровый, как несгораемый шкаф, и поставили у ног юбиляра. Подарок был полной неожиданностью и для Аверьяна Михайловича, и для сотрудников его отдела. Но руководство института рассудило иначе. Тридцать лет бессменной работы, прекрасные деловые качества и все, что полагается вспоминать в подобных случаях, позволили выделить некоторую немалую сумму на ценный подарок. Сюрприз удался. Скупая слеза умиления потекла по ввалившимся щекам Аверьяна Михайловича, и первые его слова благодарности совпали с хлопком дверью, которую с силой припечатал убегающий из зала Петр Егорович.

- Ах, так! - мстительно приговаривал себе под нос Петр Егорович, сжимая скользкий поручень троллейбуса. - Значит, телевизор! Хорошо!

Что он вкладывал в это "хорошо", он и сам не знал. Но звучало это угрожающе.

Отодвинув в сторону Марию Николаевну, как отодвигают с дороги стул, Петр Егорович, войдя в квартиру, первым делом стремительно подошел к серванту и, вытащив на свет шарик, шваркнул соусником об пол. Затем он быстро прошел в санузел и закрыл за собой дверь. Мария Николаевна робко дергала ручку двери и тихо шептала:

- Петя! Петечка! Может, "скорую" вызвать?

- К черту "скорую"! - рычал Петр Егорович, умащиваясь на краю ванной. - Всех к черту!

- Ну, говори! - раздувая ноздри, обратился он к шарику. - Что подарят мне перед пенсией?

- Набор зимних удочек. Для подледного лова, - как показалось Петру Егоровичу, издевательски ответил шарик. - С комплектом блесен.

- А ему, значит, телевизор?

- По труду и почет, - быстро отреагировал шарик, не чуждающийся, как оказалось, газетных штампов.

- Ах, по труду. А я, стало быть, Тунеядец? Может, мне и пенсия не полагается?

- Пенсия полагается, - с сожалением констатировал оракул.

- Ладно. Отвечай. Только быстро. Какие номера будут выигрышными в следующем розыгрыше спортлото?

В ответ раздались частые гудки, как бывает, когда номер абонента занят.

- Какие номера? Какие!!!

- Ту-ту-ту...

- Издеваешься? Погоди!

Петр Егорович выскочил из санузла, едва не сбив с ног притаившуюся у двери и заливающуюся слезами Марию Николаевну, и бросился к ящику с инструментами. Выбрав из двух домашних молотков тот, что побольше, он вышел на лоджию и, положив на чурбачок для рубки мяса тонкую стальную плиту, хранившуюся тут же на всякий случай, установил на нее шарик так, чтобы не скатился, и устало спросил:

- Ну, говори...

Шарик молчал.

Петр Егорович поднял молоток, близоруко прицелился и долбанул изо всей силы по шарику.

Спасло его то, что спружинивший при отдаче молоток просвистел в каком-то миллиметре от уха, а Мария Николаевна, вбежавшая на лоджию вслед за мужем, повисла на его руке всеми своими восьмьюдесятью килограммами.

Поднять одной рукой и молоток, и Марию Николаевну Петр Егорович не смог, а потому как-то сразу обмяк и покорно позволил увести себя в спальню, раздеть и уложить в постель.

- С того самого дня, - услышал он, очнувшись после глубокого нездорового сна. - С того самого дня, доктор.

Доктор - студенческого вида девица - нервно трепетала ресницами, заполняя какой-то бланк.

- Сядьте, больной, - скомандовала она, прекратив вести запись. Расстегните пижаму.

Она потыкала в грудь и спину больного холодным кругляшком стетоскопа, оттянула ему нижние веки и посмотрела на белки.

Всей кожей Петр Егорович чувствовал, как он ей надоел. Может быть, и не он лично, но все же и он, как олицетворение тех десятков больных, которых она вынуждена осматривать ежедневно, с их дурацкими, на ее взгляд, жалобами и просьбами.

- Я ни на что не жалуюсь, доктор, - сказал он, глядя куда-то в сторону. - Я - здоров.

- Что же вызывали-то тогда? - возмутилась девица. - Да еще срочно.

- Ну, народ... - раздалось уже из прихожей. Хлопнула входная дверь.

Сломить Петра Егоровича оказалось не так-то легко. Потерпев неудачу, он не отказался от решения добиться нужных ответов от говорящего шарика во что бы то ни стало. Первым делом после ухода доктора он прошел на лоджию и, пошарив по углам, отыскал спрятавшийся за пластмассовые бутылочные ящики шарик. В том, что тот именно спрятался, а не закатился туда случайно, Петр Егорович был уверен: "Это такая сообразительная тварь!" Потом он расчетливо наведался к Аверьяну Михайловичу, поздравил с подарком, посетовал, что из-за плохого самочувствия не смог помочь доставить подарок домой, убедился, что телевизор прекрасно работает, и вернулся к себе в квартиру. Два раза за вечер он закрывался в санузле и уже шепотом, чтобы не тревожить понапрасну Марию Николаевну, спрашивал шарик про выигрышные номера. Других вопросов он не придумал, а на эти шарик упорно не отвечал. Тогда Петр Егорович позвонил домой своему начальнику отдела и попросил день в счет очередного отпуска по семейным обстоятельствам.

Утренняя электричка посреди рабочей недели была почти пуста. Солнечные зайчики прыгали по желтым деревянным сиденьям, в открытые форточки на коротких остановках врывались голоса птиц. Петр Егорович сидел прямо, положив ладони на колени. Лазить в карман и дотрагиваться до шарика он не решался. Стало уже давно понятно, - чтобы шарик заработал, необходимо взять его в руку.

Дача была далеко. В этом были ее преимущество и недостаток. Хорошо то, что их кооператив разместился в наполовину покинутой для городской жизни деревне. У оставшихся в деревне колхозников легко можно было купить молоко, приобрести нужные товары в магазине. А плохо то, что слишком уж долго добираться. Но сейчас неблизкий путь был Петру Егоровичу на руку - есть время подумать.