Геннадий Мельников - Цирк уехал, а клоуны остались

— Ну что ж, — первым заговорил главный инженер, — в таком случае я вас слушаю.

Я выложил ему свою легенду, которую отработал сегодня ночью:

— На проектной работе восемнадцать лет, последние пять был главным инженером проекта… В основном приходилось иметь дело с объектами сельского хозяйства: животноводческие фермы, мастерские, зерносклады, хранилища, котельные…

Я перечислил ему все то, чем в действительности занимался в проектной конторе.

— …в связи с семейными обстоятельствами пришлось переехать в ваш город.

Мой рассказ его заинтересовал. Еще бы! — я подходил по всем статьям.

— А как у вас там обстояло дело со сбором исходных данных? — задал он вопрос на так называемую вечную тему.

Я хотел было ответить так, как оно обстояло на самом деле, но передумал и процитировал близко инструкцию, то есть дал понять, что в этом плане у «нас» было значительно лучше. И главный инженер на это клюнул, хотя обычно его трудно было провести на мякине. Вероятно подействовало мое «заморское» происхождение.

— Когда вы сможете приступить к работе? — спросил он, и здесь я перестарался…

— Да хоть завтра! — возликовал я от такого поворота дела и уж совсем ни к чему добавил: — Ведь мне необходимо ехать в Старую Полтавку оформлять задание на проектирование по телятнику в колхозе «Красная заря», командировка вон там у вас на подписи под газетой…

И осекся. Командировочное удостоверение действительно лежало у него на столе, но я не должен был знать об этом! Тем более тем фамилия не та, что теперь у меня.

— Откуда? — только и смог спросить озадаченный моим ясновидением главный инженер.

Я растерялся и сразу не мог сообразить, что ответить. И надо же так опростоволоситься! Я начал бормотать что-то невразумительное, что, мол, был разговор об этом с покойным и что, мол, я в курсе дела, но мое замешательство не ускользнуло от внимания главного инженера, он почувствовал что-то неладное и, по-видимому, решил немного притормозить.

— Знаете, — сказал он, раздавливая окурок в пепельнице, стоящей на журнальном столике сбоку его (для этого ему пришлось наклониться, отчего рубашка, туго обтягивающая его упитанное тело, разошлась меж пуговиц на животе), — сейчас директора нет… Он будет к концу дня. Сами понимаете (улыбка в мою сторону) — приказы подписывает он, но я в принципе не против (энергичный жест рукой), так ему и доложу… Я запишу вам его телефон (вытаскивает из коробки письменного прибора листок бумаги, зачем-то откусывает уголок — старая его привычка — и пишет), а вы позвоните часов в пять…

Отлично зная своего главного инженера, я понял, что он действительно будет только «в принципе» не против при разговоре с директором, но повернет дело так, чтобы в дальнейшем, если окажется, что я не тот для них человек, инициатива моего приема исходила бы не от него. Но оказалось, что я еще плохо изучил своего главного инженера. Когда в пять часов я позвонил директору, у того, очевидно, уже была заготовлена фраза:

— Знаете что, товарищ, я советую вам обратиться в цирк: клоуны нам не нужны.

Итак, как любил говорить мой хороший знакомый: цирк уехал, а клоуны остались.

«Начнем с начала, начнем с нуля»… Нечего расстраиваться в связи с первым «проколом». Это даже хорошо, что нам так плохо. Кто это сказал? не помню, поэтому и не беру в кавычки.

Звонок в дверь. Кто там еще? Открываю — женщина.

— Вам телеграмма, распишитесь.

Расписываюсь ее шариковой ручкой, прислонив листок к дверной коробке, закрываю дверь, выхожу в светлую часть коридора, читаю: «Приезжаю 13 вагон 9 мама».

Так… Значит еще и мама. А там, может быть, еще и братья, шурины, свояки… внучатые племянники, папуасы Новой Гвинеи? Спокойно! Тринадцатое — это завтра, это еще далеко, и время еще есть, чтобы подумать. А сейчас?.. Судя по тому, как робко виляет хвостом, глядя на меня щенок, на ближайшие двадцать минут мне ясно, что делать.

Я вывел Рема во двор на пустырь, и он энергично стал метить свою территорию. Его, очевидно, приучили далеко не убегать от хозяина, и он, поминутно оглядываясь на меня, старался не превысить запретное расстояние. Я медленно шел вдоль квартального проезда, он тоже мельтешил лапами в ту же сторону, не выбегая из круга определенного радиуса, в центре которого был я.

Рядом со мною прошелестели зеленые «Жигули» и, будто ткнувшись в невидимую преграду, остановились, спружинив на амортизаторах. Когда я поравнялся с правой передней дверцей, она открылась.

— Садись, — услышал я. Голос показался мне знакомым, поэтому я и сел не раздумывая, но когда глянул на водителя, то понял, что вижу его впервые.

— Захлопни дверцу, вывалишься, — приказал водитель, включая скорость.

Пока петляли по узким проездам квартала, он молчал. Я, поняв, что это один из знакомых Хозяина моего тела, молчал тоже. Выскочив на Вторую продольную магистраль, водитель закурил сигарету, я искоса рассмотрел его: щуплый мужчина лет сорока, с красными воспаленными веками, с расплывшейся татуировкой на правой руке.

— Я уже третий заход к тебе делаю. Что там у тебя случилось?

Что-то нужно было отвечать.

— Да так, пустяки…

— Пустяки? — зло ощерился Мухомор (так будем его звать), аж машина вильнула в сторону. — А десять килограмм — тоже пустяки?!

Он кивнул на заднее сидение, я глянул туда: там стоял коричневый саквояж.

— По такой-то жаре… — добавил он, успокаиваясь. — У тебя что, три сотни лишних?

— Нет, три сотни у меня не лишние.

Проехали мимо автозаправки, Красных казарм. Не доезжая одного квартала до Невской, свернули в арку между двумя девятиэтажками, въехали во двор. Водитель сбавил скорость. Метрах в сорока от тыльной стороны ресторана «Белый аист» остановились.

— Мается уже, — кивнул Мухомор, и я увидел возле служебного входа ресторана человека в синем халате, — иди.

Я открыл дверцу и стал медленно выбираться из машины потому, что убей меня — хотя я и понял, что должен был идти к тому в синей спецовке, но зачем — не имел ни малейшего представления.

— Что ты как дохлый! — опять психанул Мухомор. — Бери да тащи, пока не засекли.

Тащить, кроме как саквояж с заднего сидения было нечего, и я, перегнувшись через спину, не без труда поднял его.

Когда я вышел из машины, тот у двери, увидев меня, вошел внутрь, и мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Тот стоял в темном тамбуре, ждал.

— Что так долго? — спросил он, протягивая руку к саквояжу. Я отдал его. Сказав «сейчас», тот в синем вошел в помещение и через три-четыре минуты появился вновь, протянул мне саквояж, ставший теперь намного легче.