Анри Бертьен - Всего один год (или: "Президент").

Глава № Вперёд, в прошлое…

…Президента звали Анас-Бар и он был недосягаем. Это я понял, едва просмотрев скупленные в киоске аэровокзала местные газеты: все газетчики перемывали его предвыборные интервью, спорили, обсуждали, доказывали… После выборов к нему не смог прорваться ещё никто. Пресс-секретарь всем отвечал: 'Президент занят', 'У президента очень мало времени', 'Президент устал' – словом, как говорят в нашей среде, 'нагло лепил отмазки'. Постепенно у меня начала складываться уверенность, что Торри был прав: здесь, видимо, имела место обычная политическая интрига, просто – слишком хорошо организованная и чересчур эффектная. Теперь выборы прошли, маски сброшены, но действующие лица отнюдь не горят желанием демонстрировать своё истинное лицо, попросту отмахиваясь от назойливых и любопытных зевак…

В гостинице я обнаружил горячую воду. Это приятно удивило. Но ненадолго: вечером вода закончилась и удивление прошло. Всё было так, или – примерно так, как во времена Сонов: мне уже доводилось бывать в столице империи – Муане. Я даже прожил там однажды в течение всей Олимпиады… Ситуация в те времена практически ничем не отличалась от сегодняшней: те же горничные, недовольные уже самим фактом твоего существования, но становящиеся подобострастными до неприличия при виде мелкой бумажки с портретом иностранного президента; то же отсутствие горячей воды всякий раз, когда тебе вздумалось принять ванну; те же несъедобные котлеты в буфете… Единственное, что бросилось мне теперь в глаза – изношенные до ветхости простыни.

Ну, коль скоро добраться до президента пока невозможно – я решил и не тратить на это порох, а просто восстановить события довыборного периода по материалам местных газет. Из этого тоже можно состряпать какой-никакой отчёт, а это всё же лучше, чем объяснять Торри, что поймать президента невозможно: Скрент попросту не знает такого слова… точнее, не воспринимает его на слух. Пусть толпа местных журналистов продолжает осаждать пресс-секретаря и публиковать его дежурные отмазки, а я, как 'истинный герой', 'вступлю на сцену', когда 'грянет час' – не может же он, в самом деле, вечно сидеть взаперти… Как только он выйдет в люди, откроет рот – и слово, вылетевшее оттуда, будет опубликовано – я растворюсь в толпе местных коллег и, со свежими силами протолкавшись в первые ряды, сумею задать ему свои вопросы… Подобное я проделывал уже много раз и эта система ещё ни разу меня не подводила – следовательно, я мог надеяться, что она выручит меня и здесь. Поэтому я спокойно сидел в гостинице и стряпал первый отчёт, самым бесстыдным образом восстанавливая события по отдельным, разобщённым сведениям, почерпнутым из бесчисленного множества газет. Я так его и назвал: путешествие в прошлое.

Это не был прямой плагиат – упаси, Боже! – это был тяжкий труд по переработке огромного количества статей и сообщений, и целью этого труда была возможно более правдоподобная реставрация событий. Торри хотел от меня не готовых статей – армия окружавших его писак готова была в мгновение ока состряпать любой нужный ему текст; от меня ему нужно было понимание происходящего здесь, в Ункарии – человеком, находящимся в гуще событий. Поэтому я и писал ему не в стиле передовиц Таймс, а просто перечисляя факты, изредка высказывая своё мнение. Разумеется, я должен был передавать всё как можно более адекватно – ведь, если бы по моим письмам у него создалось неправильное представление о событиях и в результате созданную его бандой и проглоченную читателем жвачку впоследствии кто-то сумел бы опровергнуть – это легко могло привести к краху еженедельника. Такого бы он мне никогда не простил… 'Законодательство о труде таких ситуаций не предусматривает',- похмыкивая, не уставал повторять в подобных случаях он, пристально глядя в глаза собеседнику. 'Если что не так – уничтожу, раздавлю',- неизменно понимал собеседник…Таким образом, я здесь работал не на читателя, а на Торри – повышая его авторитет в высшем свете путём посильного участия в создании образа 'хорошо информированного политика'. Естественно, я мог писать только то, в чём был уверен, и – так, чтобы он не мог понять меня превратно… Потом, когда я вернулся – он вернул мне подшивку моих 'отчётов'. Впоследствии, перечитывая их, я решил попробовать восстановить всю последовательность событий, результатом чего и стал, собственно, текст этой книги.

Интерлюдия первая: Предвыборная гонка.

…С тех пор, как рухнула династия Сонов, Ункарии не везло: сначала Роны, узурпировавшие власть в Муане и заявившие себя правопреемниками всей разваливающейся империи, умудрились нагреть Ункарцев на валюте, напечатав в Муане необеспеченных бумажных денег в четыре раза больше, чем находилось в обороте – и не дав Кайане ни Руты из них. Когда вся эта масса попала в оборот – Ункария застонала, но, как это ни странно, выжила. Потом Роны заявили о своей независимости, что выглядело просто смешно: когда 90% территории империи, включая столицу, объявляет себя независимыми, интересно узнать: от кого? От колонизированных окраин? Ункарии ничего не оставалось, как вскоре объявить и о своей независимости – в противном случае было совершенно непонятно, что она собой представляла – то ли несчастный осколок рухнувшей империи, то ли вообще бесхозную территорию… В результате Муана обвинила Ункарию в 'центробежных тенденциях' – и заявила, что все её текущие проблемы – из-за того, дескать, что Кайана захотела независимости и вышла из-под влияния Ронов… В этом, конечно, была доля истины – промышленность всей империи Соны строили так, чтобы никакая отдельная территория не могла стать независимой от империи. Предприятия, находящиеся в разных уголках империи, были теснейшим образом связаны между собой – так, что это было выгодно только министерству железных дорог, неимоверно нагревавшему на этом руки, да самим Сонам – до тех пор, пока они могли хоть как-то удерживать власть. Теперь же это рвалось с кровью…

После истории с выпуском Муаной необеспеченных Рут Ункария была вынуждена вести разговоры о вводе своей национальной валюты, вследствие чего политики Ронии обвинили её в национализме. После объявления 'независимости' Ронами и заявления Муаной прав на правопреемничество всего наследия империи Сонов Ункарии уже ничего не оставалось, как определить своё положение в мире, как отдельной страны. У неё не было выбора: либо она будет неопределённой окраиной распавшейся империи, либо – отдельной страной. Тогда Ункария провела референдум и объявила независимость. Независимость от уже несуществующих Сонов. После того, как это сделали Роны – но об этом быстро забыли. Роны начали строить границы, ввели таможенные сборы. Ункария была вынуждена отвечать тем же, а её обвинили в инициации этого процесса… Это выглядело и смешно, и грустно: с одной стороны, "инициатор" всё делает явно позже того, кто его в этих грехах обвиняет; с другой – попробуй доказать, что ты не слон, когда всем уже давно прожужжали уши, что у тебя есть хобот… Промышленность 'Независимой Ункарии' разваливалась… Нельзя сказать, что в Ронии в это время был расцвет – но у Ронов остались нефть и золотые прииски, что давало им возможность легче пережить крах империи… Кроме того – понятно, что девяноста процентам территории с тесно связанной между собой промышленностью выжить несравненно легче, чем оставшимся десяти процентам… Но – политики никогда не вспоминают о том, что им невыгодно… И – охотно обвиняют соперника в том, в чём его удобно обвинить. Часто – в своих же собственных грехах. Или – в действиях, к которым сами же его и вынудили. Классика…