Сергей Смирнов - Прямокрылый

— Ась? Я-то? На посту. Дело знаем.

— Что, тихо у тебя там?

— Так точно, тихо. Кому шуметь?

— Хорошо. Но ты не спи, Фалеев!..

На том конце дали отбой. Фалеев послушал гудки, досчитал до двенадцати и положил трубку, довольный собой. Ишь, проверять вздумали! Фалеева! Да он уже девятнадцать лет на посту, и еще ни одна собака мимо не пробежала, чтоб Фалеев ее не заметил.

И тут же послышался быстрый топот. Кто-то сломя голову сбежал по деревянному настилу прямо к пристани, взбежал на трап, отозвавшийся барабанным боем, и в следующий момент перед опешившим сторожем предстал молодой человек с бледным перекошенным лицом, выпученными глазами и всклокоченными волосами. Они дико уставились друг на друга. Пристань, стронутая с места, качнулась от берега, волна шлепнула по днищу.

— Дяденька! — вскрикнул молодой человек сорванным голосом. — Дай билет!

— Ась??

— Билет, говорю, дай! На любую Ракету, только поскорей!

Фалеев ошалел.

— Дяденька! — почти рыдал незнакомец, — Дай билет, говорю, а то сожрет ведь! Обоих сожрет!

— Кто сожрет? Это почему такое?..

— Ы-ы-ы!.. — завыл вдруг незнакомец и рухнул на стул, обхватив голову руками.

— Да ты кто есть? Откудова? Какой-такой?.. Ась?.. Да и билетов у меня нету. Какие ночью тебе Ракеты? И Метеоры не ходют.

— Би-и-иле-еет!.. — тянул свое незнакомец.

— Дык нету билетов-то! — закричал вконец запутанный Фалеев. — Ружье есть, а билетов нету!

Незнакомец поднял голову:

— Ружье, говоришь, есть? Где? Покажи!

— Э-э! — догадался Фалеев. — Так тебе не билет, а ружье надо! Ловко! А вот я сейчас вызову кого следует...

Но вместо того, чтобы вызвать кого следует, он начал быстро прятать в стол выпивку и закуску. Глаза незнакомца тем временем обшарили каморку и отыскали ружье. Оно стояло дулом вниз за длинной скамейкой. Фалеев перехватил взгляд незнакомца. Они кинулись к ружью одновременно. Незнакомец схватился за приклад, старик — за ствол. В пылу борьбы они не заметили, как еще сильнее качнулась пристань, и кто-то тяжелый прошелестел вдоль ограждений в самый темный угол причала. Первым почуял неладное незнакомец.

— Стой! — сдавленно вскрикнул он. — Все! Опоздали! Здесь оно!..

— Какое оно? — шепотом спросил Фалеев.

— То самое, — тихо ответил незнакомец.

Глаза его округлились. Лицо снова стало белым.

— Пропали мы, дяденька...

— Пропали? — повторил Фалеев, кинулся к двери и запер ее на щеколду. — Не-ет, это мы еще успеем — пропадать-то...

В глазах незнакомца вспыхнула надежда. Фалеев схватился за телефон.

— В милицию, в милицию звони, дяденька!

— Кого учишь?.. — Фалеев завертел диск.

Милиция, однако, не ответила. Не ответил и клуб. На третий звонок — в поссовет — откликнулись. Не успел Фалеев приступить к длительным и детальным объяснениям, как в поссовете все поняли. Отряд добровольцев, укрепленный двумя дружинниками и одним милиционером, на двух уазиках и председателевом личном Запорожце выехал к пристани.

Автомобили перекрыли выход с пристани. Добровольцы, вооруженные чем попало, от охотничьих ружей до кривых стартеров, высыпали на берег. Председатель Колмогоров шепотом отдавал команды. Вспыхнули фары, фонари-«прометеи» и другие осветительные средства, оказавшиеся под рукой. Пристань ярко вырисовывалась на фоне густо-черной реки. Колмогоров поднял громкоговоритель:

— Тараканов Петр Иванович! Вы меня слышите? Если слышите — немедленно покиньте пристань!..

Сильный — до звона в ушах — звук раскатился от берега до берега.

— Тараканов! Выходите, елки-палки!

Снова звучно гукнуло над рекой.

Между тем на дороге от поселка появились огни. Посельчане, прослышав про облаву, спешили к берегу. Толпа добровольцев росла на глазах. Большая часть столпилась возле автомобилей, остальные рассыпались вдоль речного откоса.

— Тараканов Петр Иванович! Не выйдете добровольно — примем меры!..

Но пристань безмолвствовала.

А толпа все прибывала. Вниз, к пристани, никого не пускали. Там и сям в толпе ширкали спичками, в темноте теплились огоньки папирос.

Заслышав сзади говорок, председатель обернулся, разглядел множество людей и аж присел.

— Что за народ, елки-палки? — зашипел он. — Разогнать по домам!

Группа добровольцев во главе с совхозным трактористом по прозвищу Рупь-пятнадцать полезла наверх.

— Разошлись бы, граждане!.. — свистяще зашептал Рупь-пятнадцать. — Работать мешаете, гипнотизера спугнете!..

В толпе сдержанно пыхали папиросами.

— Где ж ваша сознательность, а? — Рупь-пятнадцать лавировал меж темных фигур.

— Дома лежит, за печкой, — громко произнес какой-то, судя по голосу, здоровенный парень. Кто-то прыснул. Рупь-пятнадцать разозлился и, приметив невысокого, безобидного с виду человека, захрипел:

— Ты чего сюда приперся? Чего встал? Выставка тут тебе?

— А я что? — возразил было мужик.

— Поговори мне еще! Мотай давай отсюда!

— Да ты что пристал?

— А то! Не прикидывайся дурачком-то! Мотай, говорят тебе!

Мужик затерся в толпу. Толпа неодобрительно пыхала папиросами.

Между тем председатель, так и не дождавшись ответа с пристани, решил начать штурм. Нескольких добровольцев возглавил милиционер Москаленко. Сам Колмогоров пошел в арьергарде.

Не торопясь, по одному, по шатким сходням перебрались на пристань, разделились на два отряда: один двинулся вправо, другой влево, вдоль ограждения. Председатель остался с двумя вооруженными охотниками в центральном проходе — для прикрытия.

Некоторое время были слышны шаги добровольцев. Потом затихли и шаги. Лишь сонная волна журчала под пристанью. Томительное ожидание, и, наконец, испуганный вопль:

— Вот он!! Нашел!..

Председатель рванулся на крик. Там, где в служебные помещения с торца пристани вел узкий коридорчик, возбужденно толклись люди. Подбежав, председатель глянул в освещаемый фонарями коридорчик и попятился: прижавшись к дощатой стенке плоской спиной, в нелепой позе замерло громадное бурое членистоногое. Оно не шевелилось, лишь подрагивали длиннющие — до пола — усы.

Колмогоров отступил к перилам, прислонился к стояку. На его немой вопрос: Это что ж, братцы, такое?, добровольцы смущенно пожимали плечами, кося глазами в сторону чудовища. Глядеть на него прямо никто не решался.

— Стрелять, что ли? — шепотом осведомился бригадир Ковшов, у которого был дробовик.

— А ну — побежит? — шепотом ответил кто-то. — Постены — они, зараза, живучие... У меня бабка их как только ни травила. Все отравой залила. Сама заболела, кошка сдохла, а постены...