Антон Ловканов - Мышиный городок

- Совсем не открывается? - спросила она про дверь.

- Не-а, - взял он в руки фомку. - Открыть?

- Ага. - Голос её был торопливый - суетливый, словно она даже и не догадывалась, что она увидит в занесённой снегом комнате. Когда её верный помощник откроет дверь... если откроет.

Но широкоплечий с фомкой справился также легко, как и с предыдущей дверью.

- ...б твою мать!... - прошептал мужчина, когда невесть откуда взявшийся шпингалет поддался ломику, и его взору предстала жуткая картина комнаты с распахнутым окном, через которое не переставая мела вьюга, наметая всюду сугробы и не обращая ни малейшего внимания на двухъярусную детскую кроватку, в которой явно кто-то лежит, хоть и на верхнем ярусе судя по всему пусто. Но нижний-то не пустой: не всего Олега замело этой ночью снегом; осталось видимым и белое - трупного оттенка - личико и посеревшая кисть руки, всё остальное было в снегу. Свёрнутый нос Олега отличал его от - второй капли воды - Сергея.

- Даже одеялом не накрылся, - произнёс мужчина, не посмотрев на женщину - на то, как она отреагировало на это явление.

- Вам не холодно? - спросила у широкоплечего Фаина, как будто только что обратила внимание на его трико, рубашку и тапочки, продуваемые сквозняком. - А то шли бы вы домой. Пока не простудились.

- По телефону позвонить куда-нибудь? - спросил он, выходя из заснеженной комнаты.

- Не обязательно, - безразлично ответила Фаина. - Чё толку?

Тремя минутами позже, она закрыла окно, дверь и двинулась в сторону ванной, такой походкой, будто от шока, произведённого пропавшим мужем и заметённым снегом ребёнком, она на некоторое время запамятовала о том, что у неё ещё есть сын Сергей.

Просто, во время пути в ванную, Фаина вспомнила, как она перед входом в подъезд своего дома споткнулась позапрошлой зимой обо что-то твёрдое (тогда темно было), когда возвращалась из милиции (она написала тогда заявление о пропавшем без вести муже - отце четырёх её детей), зажгла лежавший у неё в кармане фонарь и обомлела - под ногами её лежало оледеневшее тело её супруга. Это только позже, при вскрытии, в теле этом патологоанатомы нашли обмороженную чёрную кошку (как она туда попала?)...

- Я наверно тоже с вами здесь погреюсь, - тихо проговорила Фаина, войдя в ванную к дочерям. - Намёрзлась я сегодня.

- Что там? - спросили её дочери. - Ты выломала дверь?

- Выломала, - таким же тихим усталым голосом ответила им мать. - Всё в порядке.

- Что в порядке? - не отставали те. - С пацанами чё?

- Они у соседей, - соврала им та. - Наверно холодно стало, вот они и по карнизу - в квартиру к Тайдовым.

- Я так и знала! - разозлилась на братьев Лада. - Козлы!! Ещё и дверь заперли!! Всё всегда на зло делали!...

- Делают, а не делали, - поправила её Фаина, пока широкоплечий сосед с шестого этажа (жил он под потолком Фаининой квартиры) вернулся назад, пока его никто не видит, вошёл в незапертую входную дверь, в заснеженную комнату, включил телевизор и уселся на запорошенную снегом детскую табуретку, так, чтоб лицо его дальше чем на два-три сантиметра от телеэкрана не удалялось. Телевизор хоть и был снегом засыпан не меньше чем всё остальное в комнате, но... заработал; широкоплечий перед этим очистил экран рукавом.

- А чё вы аж к утру пришли? - интересовалась у матери Света. - Этот небось опять пьяный дрыхнет на диване?, и мороз ему даже нипочём, предположила она, приняв голос соседа с шестого этажа за пьяный бас отчима.

- Я одна пришла, - спокойно - как ни в чём ни бывало - ответила дочери мать. - Только не спрашивайте меня, что с ним...

- В вытрезвитель забрали? - предположила Лада.

- Умничка, - похвалила она её догадливость. Но сама она больше предпочла бы, чтоб этого пьяного идиота действительно забрали в медвытрезвитель, вместо того, что она увидела и услышала...

...Они тогда переходили дорогу. На улице было ещё темно. И метель, словно сошла с ума. Фаина тащила на себе пьяного мужа Володю, хоть тот и объяснял ей что он трезв "как горлышко" и может сам пешком ходить.

- Отпусти ты меня, крыса, - ругался он, - я сам пойду!

- Ну иди, - усмехнулась та, поставив его, раскачивающегося во все стороны. На ноги, и отойдя на полшага в сторону.

- Коза ты, - буркнул он, смерив её недовольным взглядом, и побрёл куда-то в сторону.

- Куда ты попёрся, Вова? - крикнула та ему вслед насмешливым голосом. Но Вова брёл не откликаясь, и уже исчезал в пелене метели.

- Да стой же ты! - помчалась та за ним, пока он не споткнулся.

Но Вовы уже нигде не было. Метель застилала Фаине глаза и не давала разглядеть мужа Вову, который в принципе нужен ей был, как коту мышеловка.

- Летающие крысы тебе привет передают! - вдруг раздался неподалёку злорадный бас Володи.

- Вова, - обратилась она к метели, - иди сюда! Ты где?

- Я скоро вернусь, - ответил голос. - Но моли Бога, чтоб я не возвращался.

Всё, больше она голоса своего мужа не слышала. И чем ближе она подходила к родному дому - чем светлее становилось на улице, - тем больше и больше не нравился ей смысл того, что она услышала из уст своего мужа (да и были ли уста, кроме завывающей метели?), пока смысл этот не превратился в сплошную паранойю.

- Клёво! - обрадовалась Света тому, что по словам её мамы, папу опять "замели" и больше чем через два дня домой он не вернётся.

Мало-мальски отогревшись, Фаина вышла из ванной и двинулась в сторону комнаты сыновей.

Четвёртая глава. Телевизор мышей

1

Главврач психиатрической больницы, Токшымов Валерий Яковлевич, выдавал свою дочь замуж. Гостей на свадьбу пришло немного; ситуация сложилась таким образом, что - как говорится - и хочется и колется: жениху Токшымовой повестка из военкомата пришла, вот он и решил таким образом "закосить", тем более, что невеста его в положении, так что "бэби" до призыва успеет родиться. Решили молодые, раз его будущий дедушка такой настырный - не хочет похлопотать насчёт своего будущего зятя и соорудить ему что-то вроде "белого билета" (необходимая вещь для восемнадцатилетних "людей искусства"). А тут и родители жениха всё "классно организовали", чтоб в очереди в загс почти не стоять, так что всё пришлось делать второпях. Но родители невесты зато на свадьбу решили не тратиться. И гостей пришлось много не приглашать.

Но, если б воля Валерия Яковлевича в этой "второй семье" ("первой семьёй" этого доктора медицины, судя по всему, была его ненаглядная КОГОРТА пациентов) занимала более высокую позицию чем в "первой", он бы вообще никаких свадеб не устраивал, а позакрывал бы всех в палаты на ключ (кого-то пришлось бы отправить в помещение для буйных) и прилёг бы немного отдохнуть - что-то ему в этот день не по себе было. И отец жениха, Павел Сырков, которому в этот двадцать девятый (сатанинский) лунный день, на свадьбе было веселее всех, больше всех обращал внимание на состояние свата, но, как и остальные гости, виду не подавал.