Владимир Немцов - Семь цветов радуги

Вадим внимательно наблюдал за товарищем. На его лице ни тени улыбки. Удивительно.

— Мне тоже думалось, что присутствие постороннего не являлось необходимым в вашем разговоре, — с усмешкой промолвил он.

— Разговаривать не пришлось! — Бабкин небрежно махнул рукой. — Целый час ждал, так никто и не появился. Я до сих пор ничего не пойму.

— Ну, уж если ты не поймешь, — комически развел руками Багрецов, — то мне и подавно трудно разобраться во всей этой истории. Ты никогда ничего о ней не рассказывал.

— Откуда я знал? — хмуро заметил Бабкин, возвратившись за зубной щеткой и роясь в чемодане. — В Девичьей поляне я меньше всего рассчитывал на подобную встречу. Здесь не исследовательский институт.

Вадим выжидательно молчал, надеясь, что Бабкин в конце концов признается и расскажет о девушке. Правда, Тимка никогда не отличался словоохотливостью и тем более откровенностью, если дело касалось его личных переживаний, но, может быть, сейчас ему нужно с кем-то поделиться. Он должен подробно рассказать об этой встрече.

«Услышь меня, хорошая…»

Насвистывая мотив этой песенки, Багрецов искоса поглядывал на Тимофея. Тот, не поворачиваясь к другу, степенно перебирал носовые платки, книги, разные плоскогубцы, кусачки (чего только у него не было в чемодане!). Нет, определенно он не обращал никакого внимания на намеки своего любопытного товарища. Вадим посвистел еще немного и с сожалением убедился, что на Бабкина никак не действуют эти музыкальные напоминания.

— Ты возвратился обратно и никого не нашел у холма… — начал Вадим.

— Так, — нетерпеливо перебил его Тимофей, — никого…

— После этого, — спокойно продолжал Багрецов, — не слышал ли ты непонятного приглушенного голоса?

— Откуда?

— Из-под земли.

Бабкин недоуменно взглянул на Вадима.

— Я не хочу тебя расспрашивать, Тимка, — сказал Багрецов, — но мне кажется, что ты слишком большое значение придаешь вчерашней встрече. Не стоит терять голову… Она тебе все-таки пригодится.

Ничего на это не ответил Бабкин. Он щелкнул замком чемодана, прошел мимо товарища и распахнул дверь. Багрецов зажмурился от яркого света.

Когда он вышел, во двор, Тимофей уже плескался под рукомойником. Брызги дождем летели во все стороны. Над ними вспыхивала радуга.

Вадим с любопытством рассматривал глиняные кринки, — горчащие на кольях плетня, колоду с помоями, около которой стоял, широко расставив ноги, кирпично-красный теленок. Его ноздри вздрагивали, когда он нагибался, с шумом втягивая в себя мутную синеватую жидкость.

У плетня росли высокие мальвы. Красные, розовые, лимонно-желтые и белые цветы покрылись пылью; их листья казались серыми. Хотелось плеснуть на эти цветы водой, чтобы они вновь заиграли свежими и яркими красками.

Вдали за деревней видны низкорослые, рано пожелтевшие хлеба. Дождя не было давно.

Багрецов недовольно взглянул «а Тимофея, который вот уже в пятый раз наливал воду из ведра в рукомойник. «Здесь вода дороже всего. В деревне, наверное, сейчас у колодцев очереди, а он, знай себе, плещется, как утка…»

Тут Вадим вспомнил о ветроэлектрической станции на холме. Много ли она сможет дать энергии для того, чтобы питать моторы у насосов? Нет, это не выход. Надо придумать что-нибудь другое! Вот если бы он и Бабкин пустили воду на все поля колхоза, на лесные полосы… Багрецов видел вчера тонкие саженцы, полосой проходящие над оврагом. И здесь, как и повсюду, вскоре вырастет лес, защищающий поля от знойных южных ветров. Но пока эти дрожащие прутики с блеклыми листочками сами еще нуждались в защите. Им нужна влага, они не могут подняться и окрепнуть в твердой, сухой земле.

Понял Вадим, что он с Бабкиным приехал сюда не только наблюдать за приборами, регистрирующими погоду. Техники не имеют права равнодушно смотреть на скупые показания гигрометров, отмечающих влажность Они с комсомольцами Девичьей поляны должны сделать так, чтобы в Москве на записывающем барабане приемной радиометеостанции кривая влажности пошла вверх. Они добьются изменения микроклимата в районе деревни Девичья поляна…

Техник был уверен, что это вполне возможно. Надо пробурить десятки артезианских скважин, поставить к ним насосы с моторами, прорыть оросительные каналы на полях, установить дождевые трубы… Но откуда брать энергию, чтобы питать моторы? В этом районе ветры не постоянны; поэтому ветряки не спасут положения. В самые жаркие, засушливые дни, когда нужно будет пустить воду на поля, металлические крылья ветростанций застынут от безветрия…

Вадим нагнулся и с грустью посмотрел на потрескавшуюся землю. Трещины побежали по ней будто от землетрясения.

Через одну из них силился перебраться какой-то красный жучок с черными пятнышками. Поистине в его маленьком мире эти глубокие провалы в высохшей земле должны были казаться ему последствиями гигантской катастрофы.

А Тимка все плескается!

Кудлатая одноглазая собачонка шариком подкатилась к нему.

Часто дыша и высовывая язык, она старалась напиться из лужицы, но вода исчезала, жадно впитываемая еще не успевшей охладиться за ночь землей.

— Что так рано поднялись? — услышал Вадим за спиной тонкий голосок. — Или на новом месте не спится?

Багрецов обернулся и увидел невысокого роста девушку, с тонкими косичками, в полинявшем голубом платьице. Она держала полное ведро воды и часто дышала. Бабкин мгновенно скрылся в сарае. Ему неудобно было показываться раздетым до пояса.

Девушка поставила ведро и протянула Багрецову руку.

— Стеша… Антошечкина, — просто и, как показалось ему, удивительно мило сказала она и тут же затараторила: — Мне маманя вчера говорила, что вы у нас будете жить. Конечно, у нас не как в городе; водопровода нет, — она кивнула головой на чугунный рукомойник, подвешенный на веревке. — Не хочу зря говорить. — улыбнувшись, но с уверенностью закончила она, — но сдается мне, что вскорости и мы построим свой водопровод.

«Если бы художник стал рисовать ее портрет, то, пожалуй, это не доставило бы ему никакого труда, — весело, с озорством вдруг подумал Вадим. — На листе бумаги нужно начертить кружок и поставить две черные точки. Вот и все. Однако тут же себя поправил. — Надо еще нарисовать круглые, как мячики, румяные щеки, носик пуговкой, обсыпанный золотыми веснушками, и самое главное — изумительную девичью улыбку.

Стеша заметила пристальный взгляд москвича, потупилась, затем гордо вскинула голову и сказала:

— Вам, небось, все здесь в диковинку. Живем, конечно, еще не по-городскому. Пока только строимся. Но ничего, народ у нас напористый, особенно комсомольцы… Вы Ольгу нашу видели? — неожиданно спросила она.