Томас Шерред - Попытка

Подло? Безусловно. Шантаж — всегда подлость. Но если бы у меня была жена, дети и безупречная репутация, я бы удовлетворялся бифштексом и не баловался бы рокфором. И тем более весьма вонючим. Майку эта операция нравилась даже меньше, чем мне. Убедить его удалось далеко не сразу и пришлось даже пустить в ход старое присловие о цели, которая оправдывает средства. Да и нашим клиентам такой расход был вполне по карману. К тому же мы честно отдавали им негативы — и какие негативы!

Так мы раздобыли необходимые деньги — сумма была невелика, но для начала ее вполне хватало. Прежде всего мы присмотрели подходящее здание вернее, присмотрел его Майк, потому что я на месяц улетел на восток, в Рочестер. Майк снял помещение бывшего банка. Мы распорядились заложить окна в зале, обставили контору со всей возможной роскошью (бронестекло было моей идеей) — аппарат для кондиционирования воздуха, портативный бар, электрооборудование, какое только мог пожелать Майк, и блондинка-секретарша, которая считала, что служит в экспериментальной лаборатории крупной электрической компании. Вернувшись из Рочестера, я взял на себя руководство каменщиками и монтерами, а Майк прохлаждался в номере, который мы сняли в первоклассном отеле, откуда ему был виден его бывший кинотеатр. Насколько мне известно, там затем была открыта торговля патентованными лекарствами на змеиных ядах. Когда «студия», как мы окрестили наше новое владение, была отделана, Майк перебрался туда, а блондинка приступила к выполнению своих обязанностей, которые исчерпывались тем, что она читала романы о любви и говорила «нет» всем коммивояжерам и агентам самых разнообразных фирм, являвшимся предложить нам свой товар. Я уехал в Голливуд.

Мне пришлось неделю рыться в Центральном архиве, прежде чем я нашел все, что мне было нужно, а чтобы раздобыть камеру, работающую на пленке «Труколор», потребовался месяц разнюхивания и взяток. Зато теперь я мог быть спокоен. Когда я вернулся в Детройт, из Рочестера уже прибыла большая панорамная фотокамера и целый вагон цветных фотопластинок. Можно было начинать.

Мы обставили это самым торжественным образом: закрыли жалюзи, и я пустил в потолок пробку одной из припасенных мною бутылок шампанского. На блондинку-секретаршу это произвело большое впечатление, тем более что она по-прежнему отрабатывала свое жалованье, расписываясь в получении ящичков, ящиков и контейнеров. Бокалов у нас не было, но мы прекрасно обошлись без них. Мы оба испытывали такое нервное возбуждение, что нить больше не смогли, и подарили остальные бутылки секретарше, сказав, что на этот день она может считать себя свободной. Когда она ушла (по-моему, несколько расстроенная тем, что веселое празднование оборвалось в самом начале), мы заперли за ней дверь, перебрались в студию, заперли внутреннюю дверь и взялись за работу.

Я уже упоминал, что окна студии мы заложили. Внутренние стены были выкрашены тусклой черной краской, и благодаря высокому потолку — ведь прежде это был зал банка — впечатление создавалось внушительное. Но отнюдь не мрачное. В самой середине зала была установлена кинокамера, заряженная и готовая к съемке. Она заслоняла аппарат Майка, но я знал, что он стоит сбоку, настроенный так, чтобы изображение появлялось у задней стены. Да, именно у стены, а не на стене, так как изображение проецировалось в воздухе, точно скрещивались два прожекторных луча. Майк открыл крышку, и я увидел ого силуэт на фоне чуть освещенных циферблатов.

— Ну? — спросил он нетерпеливо.

— Здесь ты командуешь, Майк, — сказал я.

Щелкнул выключатель, и перед нами возник он — гоноша, живший две с половиной тысячи лет назад. Возник во плоти. Александр. Александр Македонский.

О нашей первой картине я, пожалуй, расскажу подробно. Мне никогда не забыть этот год. Сначала мы проследили всю жизнь Александра от рождения и до смерти. Конечно, мы пропускали второстепенные моменты и перепрыгивали через недели, месяцы, а порой и годы, после чего теряли его или оказывалось, что он значительно сместился в пространстве. Это означало, что нам приходилось прыгать вперед-назад, точно мы вели пристрелочный огонь. Существующие жизнеописания Александра Македонского почти не помогали нам, и мы поражались, насколько мало они соответствуют реальным фактам. Я часто задумываюсь над тем, почему вокруг знаменитых людей обязательно начинают сплетаться легенды. Ведь их подлинная жизнь не менее поразительна, чем выдуманная. К несчастью, мы вынуждены были придерживаться принятых версий, иначе историки объявили бы наш фильм безграмотной стряпней. Рисковать же мы не могли. Во всяком случае, вначале.

После того как мы примерно установили, что и где происходило, мы, руководствуясь нашими заметками, отобрали наиболее фотогеничные эпизоды и некоторое время работали над ними. В конце концов общие контуры будущего фильма стали нам ясны. Тогда мы сели писать сценарий с учетом кадров, которые предстояло в дальнейшем отснять с дублерами. Аппарат Майка действовал как проектор, а я снимал фиксированной камерой, точно при комбинированных съемках. Едва отсняв катушку пленки, мы тут же отсылали ее для проявления в Рочестер. Было бы дешевле прибегнуть к услугам какой-нибудь голливудской фирмы, но Рочестер имел то преимущество, что там все привыкли к жутким любительским киноподелкам, и мы могли быть спокойны, что наши ленты ни у кого не возбудят нежелательного любопытства. Когда проявленная пленка возвращалась к нам, мы просматривали ее, проверяя динамику эпизода, цвета и прочее.

Например, мы обязательно хотели включить в фильм хрестоматийную ссору Александра с его отцом Филиппом, но большую ее часть пришлось оставить до съемок с дублерами. Для Олимпиады, его матери, подпустившей к нему змей с вырванными ядовитыми зубами, дублерши не требовалось, так как мы сняли этот эпизод общим планом и под таким углом, что его можно было не озвучивать. Случай, когда Александр укротил коня, на которого не осмеливался сесть никто другой, оказался выдумкой кого-то из его биографов, однако опустить столь известный эпизод юности нашего героя мы не рискнули: крупные планы мы вклеили позже, а на самом деле укрощал коня молодой скиф, один из конюхов царской конюшни. Роксана действительно существовала, как и остальные жены персов, захваченные Александром. К счастью, они оказались достаточно пышного сложения, чтобы на экране выглядеть томными и соблазнительными. Филипп, Парменон и прочие персонажи были бородаты, что значительно облегчало проблему дублирования и озвучивания. (Если бы ты видел, каким способом они брились в ту далекую эпоху, ты бы понял, почему бороды были в такой моде.)