Александр Щербаков - Пах антилопы

- А писать когда?

- Ночь, Сереженька, целая ночь впереди, лучшее время для творчества.

Вернулся к супу. В нем плавала одна капуста. Младшая дочка, дрянь такая, уже успела выловить из тарелки все грибы. Помечталось о рюмочке, но нет, в сон потянет. Как-то я уже сроднился с приборами из первого списка. Кто его знает, что там в третьем, - доменные печи на одну семью или настольные прокатные станы. А, черт с ним - лишь бы деньги платили. Но с деньгами тоже мутно. Договор отсутствует, про аванс ни полслова.

Звонок в дверь подбросил мою собаку на полметра в воздух. Это такое забавное зрелище, когда она, чтобы набрать скорость, быстро-быст ро перебирает лапами и не может на натертом полу стронуться с места. Яповеселел и пошел открывать.

Раз уж казах возник в мире идей, не материализоваться он не мог. Рядом с роскошным Ваганетовым стоял худенький, пряменький, без возраста азиат с удивительно ровно уложенным по две стороны сабельного пробора волосом.

- Дормидонтыч, принимай! Талгат Ниматович, казах натуральный, еле уломал. Так переведет, тебе и делать ничего не надо будет.

Сердиться в таких случаях Богородица не велит. Пропустил гостей в дверь, попытался даже принять у казаха плащ, но Ваганетов меня оттер - сам обслужил товарища.

Недобрым глазом старшины осмотрев свое отражение в зеркале, переводчик решил, что условно готов к церемонии знакомства и торжественно, без улыбки протянул мне руку.

- Кожамкулов, Талгат Ниматович.

За галстучным узлом ерзал кадычок. Даже и не скажешь, как именно годы трудились над этой внешностью, - ни морщин, ни седины, но полста каким-то образом угадывались. Я тоже представился полным именем. Вообще взял тон официальный и сухой, чтобы они поскорей убрались.

Ваганетов при Кожамкулове совсем не такой был, как утром, - тихий, на приятеля смотрел обожающими глазами, кинулся даже ему стул подставлять, когда мы рассаживались. А между тем эти два человека находились далеко по разные стороны черты бедности. Кожамкулов явно в полной нищете пребывал. В такую одиночество ведет и запойность или в обратном порядке - запойность, а потом одиночество. Но, что это опустившийся субъект, нельзя было сказать. Тщательнейшим образом дыры залатаны, чистое все, из-под утюга. Посадка головы княжеская. Ваганетов лицом попроще был, но в смысле одежды не то что пожилому казаху, иному банкиру мог фору дать. И поди ж ты, этот случайный баловень рыночной экономики непонятно по каким причинам безоговорочно принимал верховенство малоимущего Кожамкулова, даже перед ним стелился.

Ваганетов извлек из портфеля стопку каталогов и положил их перед носителем казахского языка. За годы советской власти кириллица далеко шагнула на восток, вышла аж к китайской границе. Особенно она полюбилась кочевым народам, думаю, за букву "ы". И все ж таки это было для меня сюрпризом, что казахские письмена оказались напечатаны по-нашему, я ожидал чего-то более иероглифического. Казах тоном, каким стряпчий читает семье усопшего завещание, начал:

- Эпилятор ножной, щипковый... - На плоское суровое лицо Кожамкулова выбежала улыбка и сразу же спряталась. - Знаете, как они на казахский перевели слово "эпилятор"? Артык шаштарды жулгыш - выдергива тель женских волос.

Подождав, пока я запишу первую фразу, Талгат Ниматович продолжил:

- Эффективно удаляет волосы с поверхности голени. Производитель ность (при средней волосистости) двенадцать квадратных сантиметров в минуту, мощность сто ватт. Внимание! Не применять для выщипывания бровей и лобкового волоса...

- А как по-казахски "лобок"? - прервал вдруг Ваганетов ровное течение перевода. Лицо его светилось нутряным подростковым любопытством, удовлетворить которое - долг каждого взрослого мужчины. Но Кожамкулов не то что ответом - взглядом не удостоил приятеля.

- Автомат татуировочный, трехкрасочный, с анестезирующей насадкой...

На удивление споро у нас продвигалось дело. Казах обладал феноменальным даром прямо с листа выдавать правильно построенные фразы, так что с ними ничего и делать не надо было - знай записывай. Приходилось даже его останавливать - рука не поспевала. Управились мы со всеми героями будущего ролика в какие-нибудь полчаса.

- Может, чаю? - Было немного совестно, что я поначалу сухо принял столь полезного человека, а то бы я их, конечно, задерживать не стал и сразу сел творить. Кожамкулов как будто читал мои мысли. Он отрицательно повел головой и поднялся со стула. Ваганетов же, напротив, идеей чая вдохновился:

- Талгат Ниматович, куда спешим-то? На чай мы с вами, чай, заработали.

Нельзя было не восхититься его лексической виртуозностью, однако намек, высунувший мордочку из этой фразы, меня слегка напугал. Можно было и так его понять, что с переводчиком должен расплачиваться я, а не Эльвира. Сразу в голове завертелась разная шкурная арифметика, и чуткий казах, понятное дело, вскипел. Полоснув нас из своих смотровых щелей узким пучком ненависти, он, не разжимая зубов, прохрипел:

- Не мы, ты заработал! Ты, Ваганетов! Кожамкулова здесь не было!

В сухих и маленьких всегда много страсти. Метнув молнию в Ваганетова, переводчик не прямо, а по какой-то яростной ломаной ринулся к двери, но покинуть комнату не смог. Его остановила хозяйка дома, которая в этот момент, открыв из коридора ногой дверь, вплыла в комнату с подносом, украшенным бутылкой водки и еще чем-то сопутствующим.

- Направо вторая дверь, верхний выключатель, - проинструктирова ла она Кожамкулова чисто автоматически, потому что у нас в квартире по типу двери нельзя определить тип помещения.

Гость застыл, не зная, как реагировать, и гнев, который промедления не терпит, от него отлетел.

- Хи-хи, - запел кто-то тенорком внутри его сухонькой фигурки, хи-хи-хи.

Звук быстро достиг такого уровня, что увлек за собой все тело. Последним к общему веселью присоединилось лицо - оно вдруг, как река, разом вскрылось, обнаружив замечательную искристость. Особенно много света разбрасывали зубы - ровнехонькие, какие только у тех бывают, кто рос рядом с лошадьми.

- Талгат Ниматович, ты теперь все тут знаешь, свой человек, - натужно пошутил Ваганетов. Он ужас как напугался, когда Кожамкулов вспылил. - Счас хозяйке поможем. - И стал сгребать бумаги со стола. Множественное число сделало казаха участником уборки, хотя сам он ничего не делал, а продолжал по инерции смеяться. Даже специально смех продлевал, потому что еще не решил: дальше обижаться или смилостивиться и сесть за стол. Жена на детях научилась такие вещи тонко чувствовать.

- Если нетрудно, откройте, пожалуйста, шпроты.

Она подала гостю консервный нож. Тот взял не сразу, а предваритель но убедившись, что на наших лицах нет и тени улыбки. Зато уж когда взял, то действовать стал по-хозяйски. Положил под банку салфетку, наш консервный нож забраковал, вынул из кармана свой, перочинный, в чехольчике, с богатейшим набором лезвий, и в два счета справился с толстенной, еще советской раскатки жестью.