Феликс Кривин - Дистрофики

*

Когда я, последнее слово сказав,

Исполню суровую волю природы,

Сойду я со сцены в зрительный зал,

Где столько уже отдыхает народу.

И буду на сцену смотреть в тишине,

Стараясь держаться к сюжету поближе...

Но место такое достанется мне,

С которого я ничего не увижу.

*

Итак, пустыни больше нет.

На этом месте вырос город.

Фонтаны. Опера. Балет.

Проспекты. Фауна и флора.

А в центре озеро. Причал.

Плывут суда по глади синей.

И только слышен по ночам

Глас вопиющего в пустыне.

*

Когда сотворяли индийские боги

Того, кому судьбы природа вверяла,

Когда извлекали и руки, и ноги

Из первобытного материала,

Когда праотца человечьего рода

Они поднимали над бездною праха,

То выкроили слона из отходов - с таким они

Делали это размахом.

Ухлопали дикому зверю в угоду

Такое количество материала!

С тех пор человек, совершенство природы,

Никак не постигнет, чего ему мало?

Хоть он - украшение каждой эпохи, хоть он

Покоряет и горы, и реки,

Но все-таки, все-таки... Боги вы, боги,

Нельзя экономить на человеке!

*

Когда Сократа хоронили,

Он был вниманием согрет:

Слезу на камень уронили,

Сочувственно вздохнули вслед.

Потом немного погрустили

О бренности бегущих лет

И написали на могиле:

"У нас незаменимых нет".

*

Нетрудно быть Сократом

в век Сенеки,

Сенекой

В бурный век Джордано Бруно...

Чужому веку

угодить нетрудно.

Все трудности

от собственного века.

*

Революции гром отгремел и затих,

Но опять возникают знакомые лица.

Якобинец Фуше апогея достиг:

Дослужился до чина министра полиции.

То ли это добро дослужилось до зла,

То ли зло утомилось делами кровавыми...

Или наша планета не в меру кругла

Слишком левые взгляды становятся правыми?

*

Рукописные, рукописные... И когда это все

написать,

Чтоб узнали далекие присные то,

Что близким не велено знать?

Зря ты, Пимен, ушел в писатели,

Грозный царь на расправу крут.

И ко времени ли, и кстати ли этот богом

завещанный труд

О вещах, от которых бы спрятаться,

О которых бы лучше молчать.

Ох, не скоро тебе печататься

Ведь когда еще будет печать!

И когда еще будут издания и читатели

этих книг...

Но сказанья идут за сказаньями

И последнего нет среди них.

*

Искупление послано, и карают сурово

Муравьевы-Апостолы палачей Муравьевых.

Муравьев это вешатель? Или тот, что в гулаге?

Преступленье замешано на общественном благе.

Только память прикована к безымянным погостам...

Но никак не припомнить ей, кто палач, кто апостол...

*

Размечтался комарик в ночной тишине

О грядущей поре изобилия,

Когда будет всего, что кусаем, вдвойне,

И притом - никакого усилия.

Будем просто сидеть. Или даже лежать.

На какой-нибудь скатерти плюшевой.

Лишь мизинчиком кнопку легонько нажать

И уже готово. Укушено.

*

Несовершенство государства

Пускай не ставят нам в вину.

Мы строили его по Марксу,

Построили - по Щедрину.

И это было не случайно:

Хоть Маркса каждый почитал,

Для нас любой градоначальник

И "Манифест", и "Капитал ".

*

Мельница, крылатая пехота,

Потрудилась на своем веку.

Одолела стольких донкихотов,

Муку их перемолов в муку.

Край родимый, как ты сердцу дорог,

Как твои просторы широки!

Отчего же на твоих просторах

Муки много больше, чем муки?

*

Барокамеры, барокамеры, голубой небосвод,

И бараки, и камеры вот наш истинный взлет.

Обошлась нам недешево это звездная высь,

Перестраивать прошлое было легче, чем жизнь.

Голубая история, голубые пути,

Сколько мы перестроили у себя позади

Там, где все было прожито по-другому, не так,

Строя светлое прошлое для ушедших во мрак.

*

Было все неподвижно и бело,

Так спокойно все было - и глядь:

Лед сошел, и река зашумела,

Прежде было ее не слыхать.

Но прибрежные скалы не рады,

Вспоминают сошедший лед:

Может, был он излишне тверд,

Но при нем у нас был порядок.

*

Как завещано Крыловым, так тому и быть:

Каждый повар ищет повод власть употребить.

Даже кот, ворюга драный, корча важный вид,

Как директор ресторана на тебя глядит.

Хоть в душе, конечно, каждый не спесив, не груб.

Это наш они бумажник пробуют на зуб.

Где же встретят нас с почетом и накормят всласть?

Там, где платят за работу больше, чем за власть.

*

Бежишь - и все бежит обратно:

Столбы, деревья, небеса.

Особенно бежать приятно,

Когда бежишь не от, а за.

Дорога стелется покорно,

И даль волнует и зовет...

Особенно бежишь проворно,

Когда бежишь не за, а от.

*

Отпустила реку высота,

И река потекла, понеслась,

Выбирая пониже места,

О высокие камни дробясь.

Рассыпаясь на тысячи брызг

На опасном пути своем...

Так бывают легки на подъем

Те, которые катятся вниз.

*

Через годы и непогоды

Мчатся реки к мечте голубой,

Но их чистые, светлые воды

Солонеют в пучине морской.

Ведь пока доберешься до моря,

Нахлебаешься горя сполна.

Сколько горя стекается в море...

Оттого в нем вода солона.

*

Больной пообещал за то, чтоб стать здоровым,

Отдать своим врачам последнюю корову.

И он здоровым стал. Но в тяжком бескоровье

Он за нее отдал последнее здоровье.

И снова обещал отдать врачам корову.

И снова обнищал, но стал зато здоровым.

Ну прямо колдовство, коловращенье света:

Есть это - нет того, есть то - исчезло это.

*

Наконец-то! Наконец произошло!

Время замерло, от счастья онемев:

Постоянство постояло и пошло,

Переменчивость дождалась перемен.

Но минута за минутою текла.

И мгновенья умирали налету,

И так крепко переменчивость спала,

Что казалось - постоянство на посту.

*

На солнце щурился малыш, вертя в руке кристалл:

Вот так посмотришь - камень рыж,

А так посмотришь - ал.

А так посмотришь - камень желт...

Малыш еще не знал,

Что мир, в который он пришел, - один

большой кристалл.

И жизнь, что будет впереди, окажется такой:

Из детства смотришь - цвет один,

Из старости - другой.

*

Хоть эта истина бесспорна,

И с детских лет известно нам,

Что мыслям быть должно просторно,

А тесно быть должно словам,

Но мыслям это неизвестно,

И потому-то с давних пор

Они родятся там, где тесно,