Александр Абрамов - «На суше и на море» - 72. Фантастика
Обе половинки раскаленного листа сближались, соединяясь по разрыву, как амеба. «Дальше! Дальше!» — кричал, отходя, Прохоров. Но сам он почему-то отходил медленно, в руке у него чернел не то камень, не то деревяшка. Лист, поднявшись из дегтярной жижи, согнулся и разогнулся, словно пробуя прочность стыка. Он был совсем такой же, как и десять минут назад, когда его расколол приклад Углича.
И тут Прохоров швырнул свой черный, похожий на камень предмет прямо в центр огненного листа, одновременно плюхнувшись в болотную грязь. Грохот взрыва ударил в барабанные перепонки. Прохоров уже стоял на лыжах, а пылающего листа словно и не было — только плавали кругом какие-то рыжие тряпки. Но они медленно подтягивались друг к другу. Казалось, их стягивала, точно магнит, какая-то неведомая сила, и с каждой минутой лист постепенно собирался из лохмотьев и вскоре вырос до размера половичка, какой обычно кладут у входной двери в квартиру.
— Это «лимонка», — пояснил Прохоров. — Сберег после войны на всякий случай. Мало ли что на охоте бывает…
— Этого зверя и «лимонка» не берет, — сказал я. — Потопали-ка домой скорее, пока он не склеился. А Славку в больницу придется отправить. Руки здорово обожжены.
Возвращались молча. Углич стонал, то и дело останавливаясь и опуская руки в холодную жижу болота. Шли долго, поминутно оглядываясь, не преследует ли огневка. Но она не появлялась. Наконец добрались и до подводной хребтины тропы. Только тут Прохоров спросил:
— Что ж делать будем?
— Телеграфируем в Новосибирск.
— Там уж знают. Еще до вашего прихода все болота кругом на вертолетах обследовали. Ничего не нашли.
— Теперь уже не искать надо.
— А что? Газом травить?
— Не знаю. Может, и газом.
О клещах мы забыли. Появился враг пострашнее… То он возникал у кромки болота в совхозе «Ермак», то совсем рядом с нашей деревней на лесной пасеке. В совхозе два багровых листа сожгли трактор. Причем, по свидетельству очевидцев, вспышка горючего не принесла им никакого вреда: огневки вынырнули из пламени, как купальщики из бассейна. На авторемонтном дворе, когда они налетели, народу было немного, да и те разбежались кто куда. А непонятные создания, покружившись над ожидавшими ремонта машинами, слизнули на лету дремавшего на солнце пса, кур и скрылись на болоте. На пасеке огневки — их было уже три — учинили форменный разгром. Все ульи были сожжены целиком, а пчелы исчезли, словно их ветром сдуло. Пасечника спасла сетка, коснувшись которой огневки почему-то отступили, только слегка оплавили металлические прутики. Но самого пасечника из-за ожогов на лице вслед за Угличем пришлось отправить в больницу.
Я жил у Прохорова, вместе с ним волнуясь и нервничая в ожидании ответа на мою подробную телеграмму в Новосибирский академгородок. Ответ не заставил себя ждать. Уже на другой день после налета огневок на пасеку на лужайке у сельсовета опустился вертолет со странным грузом — огнетушителями. Груз сопровождал завхоз экспедиции Панкин, обогнавший ученых, застрявших где-то по пути из-за нелетной погоды.
Мы, естественно, заинтересовались.
— Зачем огнетушители?
— Лучший вид оружия. Проверен в Англии. О хейлшемском метеорите слыхали? — И Панкин рассказал нам о судьбе внеземной жизни, погибшей от огнетушителя английского школьника.
— Что же будем делать? — повторил свой вопрос Прохоров.
— Ждать, — решил Панкин.
— Кого?
— Экспедицию. Ученые, думаешь, зря едут?
— Пока ученые едут, нас с тобой эта пакость одолеет. Летит и летит. Управы на нее нет.
— Есть управа, — вмешался я. — Зря, что ли, прислали эту кучу огнетушителей? Знали что делали. Ну, а у нас выхода нет. Чем скорее начнем, тем меньше жертв.
— Не дам, — запротестовал Панкин. — Отвечать будете.
— Ответим, — сказал Прохоров, — а мешкать нельзя. Завтра с утра и начнем. Десяток лыж в деревне найдется. Охотники тоже.
К вечеру, когда на дороге нашли полурасплавленный велосипед Вальки-почтальонши и ее саму в бессознательном состоянии, Панкин капитулировал.
— Ладно. На мой страх и риск. Берите. Только и я с вами.
Сафари с огнетушителями
На рассвете к подводной тропе вышли семеро охотников во главе с Прохоровым. У каждого под локтем болтался на охотничьем ремешке огнетушитель. Кто посильнее, взял два.
— Сафари на Венере, — сострил Панкин.
Никто не откликнулся. Только Прохоров, нащупав ногой тропу в осоке, сурово погрозил пальцем.
— Придержи язык, парень. Не на волка идем.
Болото встретило нас тем же сизоватым туманом, пронизывающей до костей сыростью, ядовитой зеленью осоки и дегтярной водой в широких, как пруды, бочажках. Пахло тиной и тухлыми яйцами.
— Сероводород, — пояснил всезнающий Панкин.
И опять никто не откликнулся. Только чмокали, тяжело разбрасывая грязь, сапоги, осторожно ступавшие по узкой хребтине тропы. Огневки не показывались. Или улетели, или спали где-нибудь в кипящей воде. Мы шарили глазами по сторонам, пытаясь отыскать в рассеивающемся тумане следы этих диковинных гейзеров, пока Прохоров, возглавляющий нашу цепочку, не крикнул:
— Справа кипит!
Я увидел то же самое, что и в первый раз: ржавая вода в бочажке кипела, как в чайнике, а затем что-то свернулось трубкой и двинулось к нам над стрелками опаленной осоки, словно на воздушной подушке.
Прохоров замешкался, но шедший за ним по пятам охотник успел нажать боек огнетушителя. Струя пены ударила прямо в центр огненной трубки. Она съежилась, сморщилась, сломалась, как смятая в руке сигарета. Пена буквально съедала самую ткань огневки. То, что могло стать огненно-багровым листом, потонуло в ржавой воде, словно старая грязная тряпка. Даже вода нигде не вспузырилась.
— Клево, — сказал охотник.
Настроение у всех поднялось. Прошлое ощущение беззащитности как рукой сняло. Уже не подводный горбыль тропы откликался на каждый шаг наш, а прогибавшиеся в холодной грязи самодельные лыжи-плетенки, да и близость острова уже ощущалась и в густоте окружающего тумана, как бы собирающегося сюда со всего болота, и в более частом кустарнике на кочках. Но ничто не выдавало присутствия поджидающего нас зверя. Да и можно ли было назвать это нечто зверем? Кто знает, может быть, на неведомой нам планете то был растительный организм вроде летающего цветка-мухоловки. Огонь внутри? А разве наша «крапива» не обжигает? Только природа ожога и его сила сделали эту летающую крапиву смертельно опасной.
Остров на болоте — клочок торфяной суши, окруженный вязкой ржавой топью с проплешинами осоки и ряски, яркой даже в эти белесые утренние часы. Солнце уже взошло, хотя из лесу его видно не было, но в хлопьях тумана на берегу уже проступали переплетения кустарника, почти черного по сравнению с болотной зеленью. Болото мелело, теряло вязкость, плетеные лыжи уходили под воду. Прохоров снял их и стоял по колено в грязи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});