Норман Спинрад - Дитя разума

Скоро восход, и ему придется действовать при свете чужого солнца.

Из всех троих мужчин только он один способен еще принимать разумные решения. Теоретически на корабле нет капитана. Однако исследовательские группы не составлялись наобум. Из всех троих Килтон считался наиболее склонным к самоанализу и обладал самым высоким чувством ответственности. Его лидерство Блэйр с Дикстером признавали и принимали.

Однако теперь они больше не команда. То, что удерживало их вместе, — работа и планета, куда они должны вернуться, — больше не имело значения.

Но оставался корабль.

Ни Блэйр, ни Дикстер больше не подходили к кораблю. С того самого момента, когда из коконов вылупились женщины, они перестали поддерживать отношения друг с другом и с Килтоном. Они стали, как дети, с горечью подумал Килтон. Избалованное отродье. Целыми днями валяются в своих хижинах, имеют все, что хотят, даже не пошевелив пальцем. Женщина Блэйра — его служанка и наложница, а Дикстера — потворствующая капризам любимого чада мать. Зачем возвращаться к жизни куда менее прекрасной, к женщинам, имеющим свои запросы, мысли и побуждения? Они оба удовлетворены и оба намерены провести оставшуюся жизнь здесь, в этом райском уголке.

Со своими совершенными женщинами.

Хоть и с трудом, но Килтону удалось осознать, что женщины Блэйра и Дикстера тоже совершенны, даже если со стороны они кажутся карикатурами.

Они — гарантия от любых неприятностей.

Полный комфорт, где нет места даже ревности.

Меняться этими женщинами все равно, что меняться зубными щетками.

Килтон знал, что если захочет, корабль будет в его распоряжении. Он может улететь, а эти, оставшись, даже не помянут его недобрым словом.

«Но почему я хочу улететь? Чего мне не хватает? Ведь у меня тоже совершенная женщина!»

Но тут он вспомнил одну их прогулку…

Тяжело качались на ветру огромные древолистья, земля под ногами казалась испещренной прыгающими солнечными пятнами. Вот тогда он и спросил…

— Нет, Дуглас, — мягко ответила она. — У нас не может быть детей.

И нахмурилась.

— Неужели, это так важно для тебя?

— Нет, — честно ответил он. — Чисто научное любопытство. Ведь я еще и биолог. А как ты… м-м, каким образом…

Она ласково рассмеялась.

— Дуглас, мне постоянно нужно напоминать тебе, что разговоры на подобные темы не травмируют меня.

— Извини.

— Тут не за что извиняться. Просто я хочу, чтобы ты относился к этому так же, как я. Отвечаю на твой вопрос: я не способна к воспроизводству. Точнее, тем способом, о каком ты думаешь. Когда ты уйдешь… э-э… я имею в виду…

— Так кто же боится смотреть правде в глаза? — тихо спросил Килтон. — У меня нет иллюзий насчет собственного бессмертия. Когда я умру, тогда — что?

Она покраснела.

— Когда… тебя больше со мной не будет, я умру, в известном смысле. Я — мечта. Я родилась, чтобы любить тебя, и когда у меня тебя больше не будет, я перестану существовать в том виде, который мне придала твоя любовь. Я растворюсь, стану телеплазмой… без воспоминаний и сожалений, пока не появится кто-нибудь еще и…

Почему-то это задело Килтона. Нет, не то, что она может пережить его, а то, что ее тело, ее милое существо, станет какими-то ящерицами, насекомыми или чем-то еще. Ведь здесь нет других людей, чтобы из ее протоплазмы появилась другая женщина. Только он, Дикстер да Блэйр — единственные, кто когда-либо увидит эту планету.

Единственные?

Если корабль не вернется, его будут искать. Земля скорее погубит еще несколько кораблей, чем оставит исчезновение исследовательской группы без разгадки.

Килтон уже не сомневался: другие обязательно высадятся здесь. Раньше или позже, но это неизбежно.

И по какой-то необъяснимой причине от подобных мыслей его охватил страх.

Сквозь листья хижины пробились первые багровые лучи восходящего солнца. Однако это могло быть и отражением от серебряного корпуса ракеты.

Рай…

Килтон нежно поцеловал женщину в шею. «Забавно, — подумал он, — никто из нас так и не дал им имена. Почему?..»

Вся жизнь этих женщин была, собственно говоря, не их жизнью. Они не могли существовать независимо, сами по себе, они не имели даже индивидуальности. Зеркала мужских потребностей. Для Дикстера женщина — это Мать, для Блэйра — Рабыня.

А для него, для Килтона? Женщина — всегда Загадка. Но создание его собственного разума не могло содержать в себе загадки, — только ее иллюзию.

В этом раю они любили друг друга, но совершенство Женщины не было самодостаточным. Осуществившаяся мечта — умершая мечта.

Другими словами, совершенством была смерть.

Теперь он полностью осознал, о чем прежде лишь смутно догадывался. Он понял, почему сама мысль о высадке здесь других людей наполняла его ужасом.

Семьдесят процентов самок на планете образованы телеплазмой.

Телеплазма выжила натуральных самок — тех, что производят потомство.

Что произойдет, если люди узнают об этой планете?

Что случится, если они возьмут телеплазму на Землю?

Что будет с настоящими женщинами? Теми, кто представляет собой нечто большее, чем просто отражение мужских желаний?

И как долго будет существовать сама человеческая раса?

Он все понял, и теперь знал, что должен делать. Но понимание не принесло облегчения. Скорее, оно было, как нож в сердце.

«Господи, помоги мне!»

Вымирание человеческой расы — слишком высокая цена за любовь, за рай, за счастье…

Килтон вывел корабль на орбиту. Он решил в последний раз облететь планету.

Это были тягостные минуты, когда одеревеневшее тело перестало слушаться команд, а внутри продолжался яростный спор: убить планету… убить человеческую расу… А выбора все равно нет, и остается только нажать на кнопку, но рука предательски неподвижна…

Планетарная стерилизация. Это произошло с Тау Кита-2 и Алголом-5. Каждый исследовательский корабль имеет все необходимое для такой операции. Двадцать кобальто-натриевых боеголовок. Достаточно. Корабельный компьютер сделает все, что нужно.

— Прости меня, Блэйр! Прости и ты, Дикстер! Прости меня, Дитя моего разума!

Килтон знал, что простить себя ему уже не удастся никогда.

Он нажал на кнопку.