Владимир Михайлов - Пилот экстра-класса

– Не знаю, – сказал Рогов и пожал плечами. – Об этом я не думал. Просто жил, и все. Семьдесят лет – они уходят незаметно…

– Незаметно. Семьдесят лет. Тут невольно позавидуешь, а, Серегин? Человек просто жил… Кстати, Рогов первого класса не родня вам?

– Сын.

– Понятно. Но подождите, Рогов. А ваши друзья?

– Друзья, – повторил Рогов медленно, словно обдумывая это слово. – У меня их было много.

– Вот те, с кем вы летали.

– С кем летал… Ну, Мак-Манус и Мон – это раз. Они умерли.

– Давно?

– Да; я уж не помню точно, когда. Потом Выходил и другие: Грюнер, Холлис, Семеркин…

– А эти?

– Тоже.

– Так, так, – сказал Говор. Наступила тишина, только едва слышно жужжал кристаллофон, записывающий весь разговор. – Ну, а кого еще вы помните из друзей?

– Пришлось бы долго перечислять, – сказал Рогов.

– Ну да, за столько лет… И все они умерли давно?

– Почти все, – кивнул Рогов. Он помолчал. – Только Тышкевич и Цинис…

– Ну, ну? Что же они?

– Они тоже жили долго.

– Ну сколько же? – Говор потер руки.

– Тышкевич погиб совсем недавно. Он работал на Южной термоцентрали. Что-то там произошло такое…

– Да, помню это событие. Итак, погиб. Сколько ему было?

– Он был года на три или четыре моложе меня. На три, кажется.

– Потрясающе, а, Серегин? – Говор ходил по кабинету, вздымая кулаки. – Значит, ему было тоже двести с лишним! И погиб несколько лет назад! А мы с вами раскатываем по всей солнечной… А второй, как его?

– Цинис? Он погиб раньше, в полете. Он не ушел на Землю. Ему было, помнится, сто шестьдесят… Это было давно. Мы тогда еще скрывали возраст – боялись, что спишут.

– Да, – гневно сказал Говор. – Да! – крикнул он. – Тут и не заметишь, как сойдешь с ума! Погиб. Вы понимаете, Серегин: никто из них не умер своей смертью. Оба погибли! Вы хоть, соображаете, о чем это заставляет думать? Ах, если бы вы раньше!..

– Очень просто, – сказал Серегин. – На них не обращали внимания именно потому, что они – Рогов, например, – выглядят людьми средних лет. Конечно, будь у них морщины и борода…

– Это я понимаю. Но они сами не могли же не задуматься!

– Конечно, – сказал Рогов медленно, – мы понимали, что это необычно. Но мало ли каких необычностей насмотрелись мы по ту сторону атмосферы? Обо всем не расскажешь и в двести лет… Нам хотелось летать. А потом стало неудобно…

– Ну да, – сказал Серегин. – Он женился.

– Чепуха, – сказал Говор. – Я вам скажу, в чем дело: они все суеверны, Серегин. И боялись – ну, что мы их сглазим, например. А?

Рогов улыбнулся.

– И вам… не надоело жить?

– Нет, – сказал Рогов. – Мне хочется еще полетать. Только не так далеко. На ближних орбитах. Все-таки в конечном итоге лежать хочется в своей планете.

– «В своей планете»… – пробормотал Говор.

Засунув руки в карманы, он пересек кабинет по диагонали. Локти смешно торчали в стороны. В углу он постоял, опустив голову. Резко повернулся. Снова зашагал – на этот раз быстрее, резко ударяя каблуками.

– Лежать – в своей – планете, – повторил он громко, раздельно. Вытащив руки из карманов, он широко расставил их и резко опустил, хлопнув себя по бедрам.

– В своей планете! – крикнул он. – А? Каково?

В следующий миг он оказался возле пилота и неожиданно сильно ударил его по плечу.

– Этого не обещаю! – сказал он торжественно и помахал ушибленной ладонью. – Насчет своей планеты.

Рогов покосился на него.

– Думаете, не выдержу в рейсе?

– Нет, не это. Но похоже, что вам не суждено лежать в земле.

– Жаль, – сказал Рогов. – Где же?

– Нигде. Жить. Просто жить. Потому что все, что вы тут рассказали, а мы – поверили, чертовски смахивает… На что это смахивает, Серегин?

– На элементарное бессмертие, – сказал Серегин по обыкновению коротко и сухо.

– Да, – торжествующе сказал Говор. – Вот именно.

5

Во взгляде Говора было такое ликование, словно это именно он, а не кто-нибудь другой, обрел бессмертие.

– Но, я вижу, Рогов, вы даже не очень взволнованы? Ничего, это придет позже, а пока продолжим. Отвечайте, где вы это подхватили?

Рогов задумчиво взглянул на свои ладони.

– Ну, быстрее. Надеюсь, там у вас нет шпаргалки? Итак, я имею в виду бессмертие. Когда вы… Ну, когда вы перестали стареть, что ли. Одним словом, когда вы это почувствовали?

Рогов покачал головой.

– Не знаю. Откровенно говоря, я и сейчас ничего не чувствую.

– Абсолютно ничего?

– Чувствую, что все в норме.

– Так, чудесно… Попробуем иначе. Эти два друга – те, которые погибли, – где вы с ними летали?

– Это был многоступенчатый рейс. Он так и называется. Мы были возле трех звезд. Планеты могу перечислить.

– Успеется. И высаживались?

– Само собой.

– И облучались? Вспомните, это очень важно…

Рогов пожал плечами.

– Хватало всего.

– Так… Есть ли подробные дневники экспедиции, журналы?

– Вряд ли они сохранились. Нас ведь потом спасли просто чудом. Корабль погиб. Там были довольно каверзные места, в этом рейсе. Такие хитрые трассы… Очень хорошо, что теперь на такие расстояния ходят в надпространстве.

– А вы не пробовали?

– Я, наверное, консерватор, – сказал Рогов. – Это не по мне. Люблю трехмерное пространство. Выше – для меня чересчур сложно.

– Мы отвлекаемся, – сказал Говор. – Значит, объяснить, где именно с вами произошло это, вы не в состоянии?

Рогов покачал головой.

– Надо повторить этот рейс, – сказал Серегин. – Рогов, вы пошли бы снова по этой многоступенчатой трассе? Без вас мы не восстановим всего. – Рогов, подумайте! – сказал Говор.

– Пожалуй, я пойду, – ответил пилот.

– Хорошо, хорошо, – сказал Говор. – Но это позже. Вы же понимаете, Серегин: такая экспедиция даже в самом лучшем случае может рассчитывать примерно на один шанс из ста тысяч. Готов спорить, что они облучились – а я уверен, что они облучились чем-то, – не на основной трассе. Вернее всего, было даже не одно облучение. Комплекс их. Сочетание. И вот это сочетание произвело то действие, которое мы пытаемся… Нет, полет – это потом. А в первую очередь мы должны установить, что же за изменения произошли в организме Рогова. Для этого мы его исследуем. Фундаментальнейшим образом исследуем. Тогда нам станет ясно, что именно мы должны искать. Реконструкция обстоятельств будет нелегким делом, но это уже, так сказать, техническая задача. А исследование Рогова – первоочередная. Что скажете, Рогов?

– А полеты?

– Будут и полеты. Потом. Не понимаю, что вы за человек: вам сказали, что вы бессмертны, а вы хоть бы удивились, что ли.

Рогов улыбнулся.

– Нелегко нарушать законы природы, – сказал он. – И я никогда не любил выделяться. Поэтому мне не очень верится.