Иван Андрощук - Третий дождь

И растерзают взывающих к благоразумию, и больных, и слабых.

И не останется на земле ни одного праведника.

Посему пошлю Я третью сушь, какой ещё не ведал мир.

Шесть лет не будет дождя, и пересохнет восемь из десяти источников и колодцев, а в оставшихся вода будет горькой, и будут от неё всякие болезни.

И на полях человека не взойдет ни один колос, и ни один плод не взрастёт в садах его.

Переживут эту сушь только двое из десяти, оставшихся после второго дождя.

И когда выйдет срок, пошлю Я на землю третий дождь.

И будет он лить девять дней и девять ночей, и не уйдет совсем, и будет бродить по земле, пока не погубит последнего из людей».

…Совсем рядом загремело, по шлему скафандра застучали первые капли – крупные, точно прозрачные вишни. Дождь, подумал Ермил Петров. Настоящий земной дождь. Ему вдруг пронзительно захотелось промокнуть под дождём, под настоящим земным дождём, которого они были лишены все эти долгие годы; он понял, что только дождь может воссоединить его с землей, что только ощутив своей кожей животворящую небесную влагу, он почувствует себя вернувшимся домой. Бросил быстрый взгляд на шкалу индикатора, вмонтированного в нарукавник. Никаких вредных примесей, дождь намного чище, чем те, которые шли на Земле во времена его детства и юности. Ещё бы – столько лет без гари, без заводских дымов, автомобильных выхлопов. Живи и дыши. Жаль только, что дышать некому. Он сомневался только минуту – затем снял шлем, задрал голову и подставил лицо под дождь.

– Ермил, не смей!!! – завопил координатор не своим голосом, но поздно: по телу пилота пробежала судорога, он рванулся – но уже не смог шагнуть: ноги его одеревенели, покрылись корой и пустили корни, корни пробили подошвы сапог, продавили асфальт и намертво вросли в землю. Одновременно поднятые вверх – то ли к дождю, то ли к Турчину, – руки натянули рукава и взорвали перчатки, и это тоже уже были не руки, это были коричневые ветви, из которых стремительно пошли в рост более тонкие побеги. Туловище разбухло, прорвало сверхпрочную ткань скафандра и, покрытое чешуйчатой корой эвелана, пошло вверх; только лицо Ермила ещё какой-то миг смотрело удивлённо, точно из дупла, но в следующее мгновение дупло затянулось, не оставив следа.

Чудовищное превращение длилось всего несколько секунд, и вот уже на месте, которое только что занимал пилот разведывательного корабля «Посланец» Ермил Петров, рос эвелан, отличавшийся от тысяч других разве что обмотанными вокруг ствола клочьями скафандра. Панас ошеломлённо посмотрел вокруг и как будто прозрел: только теперь он заметил, что и на других стволах сохранились остатки одежды, обуви, украшений… То тут, то там в древесину вросли истлевшие кусочки ткани, обрывки кожаных ремешков, цепочек, ожерелий: один эвелан зажал между стволом и ветвью вылинявшую пластмассовую куклу. Судорожно всхлипнув, Панас попятился в комнату, затем побежал вниз. Гроза уже прошла, небо над просекой было глубоко синим, и ветви эвеланов сверкали бриллиантами дождевых капель. Протянул руку и прикоснулся к дереву, которое только что было его другом – чешуйчатая кора ещё сохраняла тепло человеческого тела. На какой-то миг Панасу почудилось, что Ермил остался там, внутри, что он просто заточен в узкой тюрьме из живой древесины, Панас вскинул лучемёт, но тут же опустил его. Отломал крохотную веточку, воткнул её в нагрудный карман; минуту постоял, обняв ствол, затем направился к планетоходу. Развернулся – на месте, опасаясь задеть растущих из земли – и поехал, сначала медленно, потом всё быстрее.

Тоннель превратился в коридор, Панас свернул на центральную улицу, и в этот момент машину догнала, накрыла и побежала перед ней тень. Не глядя вверх, он понял – гроза. Гроза возвращается. «А когда выйдет срок, пошлю Я третий дождь, и будет он лить девять дней и девять ночей, и не уйдет совсем, и будет бродить по земле, пока не погубит последнего из людей.» Долго же ему придётся ждать, подумал Турчин, наращивая скорость. Он уже почти вышел из тени, когда сзади ударила молния чудовищной силы. Вторая молния разворотила асфальт метрах в десяти перед машиной, и Панасу каким-то чудом удалось обогнуть образовавшуюся воронку. Третья молния откуда-то сбоку угодила по колесам, планетоход взмыл в воздух, перекувыркнулся, ещё раз, и упал на крышу. К счастью, он принадлежал к конструктивному типу «неваляшек», так что сразу же встал на ноги и Турчину не пришлось решать проблему жука, опрокинутого на спину. Но даром удар не прошёл – машина крутилась на месте, как пёс, пытающийся ухватить себя за хвост. «Колёса», – решил Турчин. Сам он не пострадал – скафандр надёжно оберегал от неожиданностей вроде этой. Убрал первую ось – планетоход продолжал юлить. Вернул первую, убрал вторую – тот же результат. Третья ось не убиралась, и Панас отбросил её. Машина прыгнула вперёд – едва успел направить её в русло дороги. А дорога уже и впрямь превратилась в русло: хлынул ливень такой силы, что в семи шагах ничего не было видно. Вода захлестывала иллюминаторы. Город кончался – деревья пошли реже, и ветер, вырвавшись на простор, сгибал их почти до земли. Ветер крепчал: в воздухе уже носились сломанные ветви, листы кровель, с невысоких окраинных зданий крыши сползали целиком. «Если бы ливень не прижимал машину к земле, как толща воды на дне океана, меня бы запросто подняло в воздух», – подумал Панас. Полыхнула вспышка такой яркости, что на несколько минут он ослеп, а когда вернулось зрение, обнаружил, что в воздухе вокруг машины плавает огромное количество светящихся шаров. Шары напоминали глубинные бомбы и были, по всей видимости, не менее опасны. Уменьшил скорость, передал управление автомату и сел за лучемёт. Луч вонзился в ливень, окутал планетоход клубами пара, окунул его в молочно-белый, непроницаемый туман. Шары превратились в неясные сгустки света, свет носился вокруг машины, создавая фееричесную игру. «Наверно, это должно быть красиво», – отстранённо подумал Панас, прицеливаясь в самое яркое из пятен. Он успел закрыть глаза, но вспышка пронзила их болью даже через сжатые веки. Машину резко швырнуло назад, хотя обтекаемая форма бамперной части сводила до минимума воздействие взрывной волны. Дождавшись, пока автомат выровняет ход, Панас прицелился ещё раз. Он стрелял только по тем из шаров, которые угрожали столкновением. Ещё несколько взрывов один за другим сотрясли планетоход, затем туман растаял. Дождь кончился, подумал Турчин и перевёл дыхание. Последний из шаров ещё некоторое время гнался за машиной, потом отстал. Турчин осмотрелся – он был уже далеко за городом, светило солнце. Чёрная стена туч остановилась на пригорке, в тяжело ворочавшихся клубах проносились бледные змеи молний. Выдохся, – подумал Панас, пересаживаясь за пульт управления и увеличивая скорость. Одряхлел немного за без малого триста лет. Впереди уже белели строения космопорта. Панас откинул шлем, вытер мокрое от пота лицо. Собрался было разгерметизировать отсек, но его остановил странный гул, донесшийся снаружи. Оглянулся – и вздрогнул, ощутив чёрное дыхание смерти. Соединив тучи с землей, от города двигался стремительно крутящийся столб диаметром в полсотни метров. Столб был чёрным, но в нём проносились, точно цветные полосы на детском волчке, вырванные с корнем деревья, сорванные крыши, большие, в несколько окон, фрагменты стен. Смерч стремительно приближался. Турчин бросил отчаянный взгляд на космопорт, приближавшийся значительно медленнее, на пульт управления, остановил его на клавише катапультирования. Н-нет. За бортом он станет легкой добычей. Стоп. А что если… На клавиатуре грузового отсека нажал кнопку «Р».