Дмитрий Биленкин - Импульс фантастики

Чтобы уяснить причину, изобразим такую сцену. Аудитория, сидят люди.

- Дымное окно! - говорит один.

- Ледяное пламя! - вторит ему другой.

Собрание сумасшедших? Вовсе нет. Просто учеба. Слушатели - трезвейшие люди: инженеры, конструкторы, научные сотрудники солидной фирмы. Идет занятие по методу синектики - методу развития изобретательских способностей.

Добавим, что сцена, которую мы воспроизвели, - типичная. Ибо синектика - это прежде всего способ активизации воображения. "Дымное окно" и тому подобная чепуха на деле никакая не чепуха, подобно тому, как бред, высказываемый во время "мозгового штурма", - ценнейший бред. От слушателей требуют, чтобы они умели быстро находить несопоставимые понятия. Это, кстати, не так легко, как кажется. Ледяное пламя? Неудовлетворительно: в лаборатории получен горячий лед, так что "ледяное пламя" - это всего лишь вариация на тему...

Хотите знать, сколько американские фирмы платят за краткие (не более шестнадцати дней) курсы синектики? От 20 до 200 тысяч долларов.

Когда новые идеи в науке и технике требовались от случая к случаю, когда за ними не охотились с вертолета и не нанимали шпионов, чтобы их выкрасть, бизнесмена не интересовало, что это за штука - воображение, зачем оно и как его развивать. Времена изменились: новшества требуются постоянно и в растущих количествах. Иначе обставят конкуренты. Тут-то и выяснилось, что рынок не отвечает потребностям. Что придумать новое трудно, что этим свойством человека не может наделить никакой диплом. Всякие разговоры насчет "божественного дара" и "непознаваемости творческого процесса" были тут же оставлены. Потребовалось дело! И скоро выяснилось (это было известно и раньше, но не привлекало внимания), что без воображения нет творчества.

Воображение тотчас стало товаром.

Напрашивается теоретический вывод, что как научная фантастика, так и просто фантастика в силу своей специфики может резко активизировать воображение. Ломать стереотипы, приучать не бояться слов "невозможно", "не может быть", давать навык видения в необычных ракурсах.

Вывод этот подкреплен экспериментально. Советские исследователи, проведя большую серию опытов и наблюдений, установили, что при прочих равных условиях те инженеры лучше усваивают и применяют творческие методы изобретательства, которые систематически читают фантастику.

Результат был тут же использован.

Сейчас на занятиях по изобретательству слушателям читают курс фантастики, вменяют им в обязанность следить за этой литературой.

Впрочем, та же синектика разработала уже не метод обучения, а метод изобретательства, который так и назван - научно-фантастическим (с его помощью, в частности, был изобретен новый тип застежки для космического Скафандра; задание шло от НАСА, срок истекал, а другие методы не срабатывали). Пожалуй, никогда еще литература не использовалась столь прикладным образом... Ни лучше, ни хуже она от этого, впрочем, не стала.

Иногда приходится слышать и читать соображения, что фантастика отучает от удивления. Что люди, начитавшись фантастических романов, без восторга, как нечто самоочевидное принимают новые достижения научно-технического прогресса. И что это плохо.

Даже если дело обстоит таким образом, то так ли уж это плохо?

Пора привыкнуть, что новизна стала постоянным спутником нашей жизни.

Что наука, техника и должны производить новинки, как конвейер автомобили. Что внимание, эмоции, мысли не мешало бы переключить на другое: на разумное использование (или неиспользование) новинок, на изучение последствий их применения, на то, как с их помощью улучшить жизнь. Удивление - это эмоциональный фокус внимания. Современная фантастика обычно изображает сверхтехнику будущего без упоения всякими там киберами и прочими необычностями. Киберы будут; лучше уделим внимание человеку. С другой стороны, изумление и восторг нашего современника, когда он получил транзистор, были куда слабее радости тех, кто впервые увидел зеркальце и стеклянные бусы. Жалеть о такой эволюции чувств вряд ли стоит.

В последнее время возникли разговоры о кризисе фантастики, поскольку в Америке произошел спад изданий и закрылся ряд журналов. Столь же однозначных фактов по нашей фантастике нет: здесь книжный рынок настолько ненасыщен, что сокращение изданий никак не свидетельствует об уменьшении читательского интереса. Что же касается изменений на американском книжном рынке, то тут, в общем, нет ничего загадочногo. Интерес к чему-то не есть величина, неизменно растущая (с таким же успехом можно говорить о кризисе интереса к физике). Наблюдая явление со стороны, трудно сказать что-либо более определенное. Можно выдвинуть лишь гипотезу. На Западе сейчас ширится разочарование, вызванное тем, что ход научно-технической революции в условиях капиталистического общества сплошь и рядом оборачивается против человека (проблемы урбанизации, загрязнения среды и так далее). Разочарование переносится на саму науку, технику, прогресс. И следовательно, на научную фантастику. С другой стороны, кризисные явления в недрах капиталистической системы побуждают людей искать идеалы, лежащие вне этой системы. Однако социальная фантастика по понятным причинам развивается в рамках господствующей идеологии. И если литература не в состоянии выйти за эти рамки, если она не может или не хочет дать ответ на новые запросы, то внимание к ней, естественно, ослабевает. Видимо, совокупность этих причин и вызвала спад в американской фантастике.

Однако долговременные перспективы развития фантастики от этого не меняются. Возрастание прогностических функций науки и литературы не мимолетная вспышка и не дань интеллектуальной моде. Это объективная потребность. Как и потребность в произведениях, которые отражают новую реальность, способствуют научно-технической революции, художественными средствами исследуют те перспективы, над которыми неизбежно задумывается современный человек.