Юрий Подзоров - Девчонка из моего детства

Я быстро собрался, выбежал на улицу, и, чтобы скорее добраться, стал ловить такси. Как назло, никто не останавливался минут двадцать, а когда один добрый самаритянин все-таки притормозил, то загнул такую цену, что в другое время я ни за что бы не согласился. Но тут уж делать было нечего, и я полез в машину. Дело в том, что от нашей конторы до моего дома не так то просто доехать на общественном транспорте — нужно делать две пересадки — а время было позднее, и если бы я избрал этот путь, то мог бы вообще никуда не уехать. Мы мчались по улицам вечернего города, в салоне звучало «Зеленоглазое такси» Боярского, и я возвращался домой после напряженного рабочего дня. Я ехал к женщине, которая меня любит, и это было пусть маленькое, но счастье. Ничего другого не было нужно, ничего другого не хотелось. День был полон, не хватало только ее губ, и я скорее жаждал исправить это упущение. Я не стал открывать дверь своим ключом и позвонил. Лена открыла мгновенно, как будто ждала этого, и я сразу же увидел ее огромные глаза, а из квартиры почему-то дыхнуло жаром.

— Ты. Ты почему так поздно? — прошептала она задыхаясь, — Ты где был, Ленька? Ты же сказал, что в шесть придешь!

Она вся дрожала. Мне даже показалось, что воздух вокруг нее колышется, как марево в знойный день.

— Господи, Лена! Что случилось?

Я потянулся, чтобы обнять ее, но она отступила назад.

— Ты еще спрашиваешь. Ты еще спрашиваешь!

Я прикрыл дверь, прислонился к ней спиной. В квартире было как-то жарко и душно. Я глубоко вздохнул и сказал:

— Леночка! Ну да, я опоздал. На работе был очень жаркий денек, и я забыл тебе позвонить, предупредить.

— Ты! Забыл?!

— Ну извини, извини, пожалуйста. Не злись. Я больше не буду. Хорошо?

Она не ответила. Она смотрела мне в глаза, и что-то было такое в ее взгляде, отчего тело у меня покрылось испариной.

— Жаркий? Жаркий денек? — она то шептала, то срывалась на крик. — А дома ты не хочешь, чтобы стало жарко?

Я начинал злиться, но пока еще держал себя в руках.

— Выслушай меня, Лена. Я виноват, я извинился. Я больше никогда этого не сделаю. Но давай-ка мы с тобой не будем ссориться из-за этого на второй день нашей встречи. Давай вообще не будем ссориться, хорошо? Я тебя люблю, ты я думаю, меня тоже, и все нормально.

Что-то неуловимо изменилось в ее поведении.

— Любишь? — сказала она совсем другим голосом и стала подходить ко мне. Я лихорадочно соображал, неужели я сморозил какую-то глупость, но она вдруг улыбнулась, и сказала: — А ты мне этого еще не говорил.

У меня отлегло от сердца. Я уж думал, она не прекратит ссориться.

— Как же так? Не может быть! — сказал я с притворным удивлением и начал развязывать шнурки.

— Не говорил.

— Удивительно! Я тебе еще ни разу не сказал, что я тебя люблю? — я скинул ботинки и стал надвигаться на нее.

— Ни одного разочка, — теперь она улыбалась шире. И тут грянул телефонный звонок. Я инстинктивно кинулся к столику у входа на кухню, чтобы поднять трубку, и тогда произошла странная вещь: краем глаза я отчетливо успел заметить, как улыбка на Ленином лице застыла. А дальше было еще более странно. Я схватил трубку, и произошел такой разговор:

— Алло! Это номер двадцать один пятнадцать десять?

— Да.

— А где женщина, с которой я только что разговаривала? Это из морга звонят. Передайте ей, что неопознанных тел к нам сегодня не поступало.

Послышались короткие гудки. Я медленно повернулся к Лене.

— Ты не представляешь себе, как я беспокоилась, — сказала она. — Ты даже не оставил номер рабочего телефона. Я ничего не знала. Ты ушел и пропал. А вдруг тебя сбила машина?

Оказалось, что я все еще сжимаю телефонную трубку. И держать ее было почему-то как-то очень непривычно и неудобно. Я с трудом оторвал взгляд от Лениного лица и посмотрел на трубку. В том месте, где я держал ее, она вся была помятая, как будто сделана была не из пластмассы, а из пластилина, и рельеф этот складывался во что-то удивительно знакомое. Я долго смотрел на трубку в глубоком оцепенении, из нее доносились гудки отбоя, и я вдруг понял, что это. Она выглядела так, словно ее крепко сжимали какой-то неведомой раскаленной докрасна рукой. И рука была меньше, чем моя. Это была женская рука.

Весь вечер мы были предельно любезны и ласковы друг к другу. Лена приготовила прекрасный ужин, мы поели, поговорили, посмотрели телевизор и легли спать. Мы решили забыть о недоразумении с моим опозданием, телефоном и моргом, а вместо этого сделать выводы из случившегося. Иногда очень полезно так делать, тем более что если бы я не опоздал, то она бы никуда и не звонила. Я был виноват на девяносто девять процентов, и меня устраивало такое легкое решение ситуации.

А ночь опять свилась вокруг нас коброй, опять душила нас в своих объятиях, и Боги, Боги тоже спустились на землю, как в прошлый раз. Было время плоти, а не разума, было время ощущений, а не слов, и все остальное вокруг исчезало. Елена — значит «солнечная». Эта была жаркая, необычная женщина, но она сводила меня с ума, и это решало все. Что мне все ее странности, когда мне так хорошо с ней? Какое это имело значение, если она была самым близким мне человеком? И к тому же единственным. Еще одна ночь и начавшийся за ней день стерли между нами всякую неловкость, и утром я спросил у нее, хочет ли она привезти ко мне своего ребенка.

— Я не знаю, — сказала она. — Может быть, нужно подождать?

— А как он там без тебя? Сможет ли?

— Он у моей матери, так что ничего с ним не случится. Вопрос в том, как ты примешь его.

— Если бы я не хотел, чтобы он жил с нами, я бы не предлагал тебе привезти его, ведь так?

Она потянулась, встала с кровати, и, глядя на меня сверху вниз, сказала:

— Это я понимаю. Но ты же не знаешь мою девочку.

— Так это девочка?

— Да. Ее зовут Светлана.

— Светлана. Красивое имя. А по отчеству как?

Лена смотрела на меня в упор и молчала.

— Все равно тебе придется когда-нибудь сказать.

Она молчала. Я вздохнул, тоже встал, и, не глядя на нее, начал одеваться.

— Что ж ты тогда позавчера первым делом начала говорить об откровенности, — сказал я ей. Я, собственно, и не ожидал ответа, но она вдруг произнесла три слова, которые сразили меня наповал:

— Светлана Валерьевна Фролова.

Я так и замер с одним носком в руке. Господи, эта женщина не перестает удивлять меня!

— Валерка? Валерка Фролов? Тот самый?

Она медленно кивнула, и я присел на краешек кровати. Вот это да! Валерка Фролов, как и Лена, был моим другом детства. Мы все жили в одном дворе — я, Лена, Валера и еще несколько ребят. Он был таким суетливым, суматошным мальчишкой, все время тараторил и тараторил, рассказывая все подряд. Валерка уехал в другой город где-то года за два раньше Лены, и я больше о нем ничего не слышал. Я думал, что на этом наше знакомство закончилось навсегда, но, как видно, судьба все-таки свела нас снова. И таким необычным способом, что меня это потрясло.