Стивен Бёрнс - Прокатимся по Вивальди
Я промолчал, продолжая улыбаться.
Тут Майра засмеялась и захлопала в ладоши.
— Я поняла. Имя!
— Будь проклят… — начал я.
— Кто? — выдохнул Рюб.
— Будь проклят… Дорк!
— Дорк! — взвизгнула Майра. — Великолепно!
— О да, сэр! — изысканно поклонился Рюб. — Вы по-прежнему остаетесь мастером.
Это один из наших маленьких ритуалов, помогающих сохранять здравый рассудок. Будучи старшим по стажу работы, я владел дирижерской палочкой и руководил «Триаксионом», и одна из непременных обязанностей лидера, которую я добровольно на себя возложил, состояла в изобретении веселенькой клички для каждого шута горохового, заказавшего нас на манер технического оборудования по каталогу: МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНСАМБЛЬ / ТРИО / СТРУННЫЕ / КЛАССИКА.
— Ах да, насчет Вивальди… — тут я выдержал паузу на целый такт для пущего эффекта, а Майра и Рюб затаили дыхание. — Да мы лучше повесимся, чем станем его репетировать!
Последовали бурные, продолжительные аплодисменты, и я с достоинством раскланялся.
К моменту концерта на Ск'ррл Рюб был членом нашей команды почти год, а Майра присоединилась к трио на четыре месяца раньше. Я же занимался этим делом так давно, что забыл, когда начал, и уже лет восемь держал дирижерскую палочку.
Кучу времени нам приходилось проводить исключительно в обществе друг друга, перемещаясь в замкнутом пространстве корабля от одной планеты к другой. Сверхсветовое путешествие происходит практически мгновенно, если сравнивать его с реактивным способом движения, и тем не менее на каждый световой год набегает определенная ошибка курса, для коррекции которой требуется около двух часов обычного хода. Так что наш вояж, на двести с лишком световых лет разделяющий Ск'ррл и Дриффель IV, длился почти три недели.
Как показывает практика, этого времени вполне достаточно, чтобы превратить самого благовоспитанного музыканта в маньяка, пылающего жаждой крови… Вот почему тщательно продуманные развлечения играют в нашей жизни определяющую роль, тем более что о сексе не могло быть и речи: Майра — убежденная последовательница Сафо, а мы с Рюбом — заскорузлые гетеросексуалы, обращающие внимание только на противоположный пол.
Словом, я посвятил немало лет выработке социальных механизмов, препятствующих космическому озверению. Прежде всего, каждый участник «Триаксиона» имеет обширную личную информатеку, и каждый вечер кто-нибудь из нас, нарядившись в ритуальную мантию Электронного Жокея, программирует коллективные видеопросмотры и аудиопрослушивания. К тому же мы по очереди выбираем обеденное меню и разработали довольно сложную систему добровольного обмена официальных благ и привилегий на разнообразные личные одолжения.
И разумеется, мы постоянно репетируем, репетируем без конца, хотя каждый из нас в свое время блистал в Карнеги-холле! Мы делаем это и вместе, и по отдельности, а чтобы сие каждодневное занятие не обратилось в монотонную каторгу, я позаботился внести в него непредсказуемый игровой элемент.
Вернувшись на корабль, я первым делом открыл резную шкатулку из драгоценного дерева хикка, которой мы разжились на Клааааме, и достал из нее двенадцатигранную игральную кость из сверхупругой резины: на гранях кости обозначены наши имена, и тот, чья грань окажется наверху, получает дирижерскую палочку на время репетиции и волен выбрать репертуар по собственному вкусу.
Если говорить о моих личных пристрастиях, то я неравнодушен к идиосинкретическим аранжировкам Баха, Моцарта и Грига, питаю слабость к джазу середины двадцатого (начиная с Эллингтона, Бей-си и Чарлза) и бесконечно восхищен африканцем Яаном Бико, сочинившим в начале двадцать первого неподражаемые скрипичные концерты в стиле Ухуру.
Что до Майры, та обожает мадригалы, барочную и древнюю кельтскую музыку, весьма высокого мнения о похоронных песнопениях арабского Востока и совершенно без ума от поп-музыки конца двадцатого. А интересы Рюба столь широки и эклектичны, что едва ли поддаются четкой классификации, но имя он себе сделал изощренными интерпретациями Бартока, Листа, Шостаковича, Ростроповича и Элвиса Хейвела.
Пометавшись по репетиционному залу, игральная кость упокоилась у ног Майры, и та объявила вердикт:
— Опять твоя взяла, Рюб!
Рюб одарил нас улыбкой развратного херувима.
— Прекрасный выбор, госпожа Удача! Что ж, приступим?
Мы расселись по своим местам, включили пюпитры, и я тут же щелкнул тумблером, передавая палочку: теперь пюпитр Рюба стал ведущим, а мой и Майрин — ведомыми, и пока Рюб выбирал, что сыграть, наши дисплеи на время потемнели.
Большой концертный пюпитр Фрюера содержит в банках памяти более семидесяти миллионов музыкальных произведений и всякий раз, когда мы попадаем на Землю, автоматически обновляет информацию. С такими-то возможностями от Рюба можно ожидать чего угодно — от дурацкого Алеутопопа до непристойных средневековых мадригалов!
Однако на сей раз он вызвал на мониторы «Тарантеллу Робопаука» — получасовую виртуозную штучку с характерными молниеносными арпеджио и причудливыми минорными ходами в контрапункте, сочиненную лунным композитором Фейзелом Фриком, которого часто именуют «Кибербахом» благодаря сложнейшей математической структуре его работ.
— Это должно быть забавно, — заметил я, подключив свою виолонту к питанию и врубая клавишу автонастройки. Майра последовала моему примеру. Рюб привычно установил челотту, нанес ей два кинжальных удара смычком и, приподняв бровь, вопросил:
— Вы готовы?
Первые такты в этой аранжировке были мои. Я тут же ответил Рюбу полным звуком… и наше трио вновь унеслось в тот непостижимый мир, где мы вливаем душу в музыку, а она взамен одушевляет нас.
Как я уже говорил, по сути, мы не более чем рекруты, но пусть сие не вводит вас в заблуждение: любой из нас не только достоин играть с самыми лучшими симфоническими оркестрами, но неоднократно осуществлял это на деле. А то, что мы попали в тиски контракта с ВЗДС… Несчастное стечение обстоятельств вкупе с личными передрягами!
Майра, к примеру, страдая от неразделенной любви, припомнила однажды темной ночью, что в детстве мечтала повидать очень далекие места, и в помрачении души записалась культурным добровольцем. Рюб со своими амурными делишками вляпался ненароком в такую ситуацию, что вынужден был срочно покинуть Солнечную систему, спасаясь от вооруженного антикварным кольтом мужа-рогоносца, который, к несчастью, по совместительству являлся дирижером Рюбова оркестра.
Имея солидный опыт исполнения как классического, так и попсового репертуара, наша троица могла сыграть с листа практически что угодно, а благодаря неустанным репетициям была спаяна крепкой, почти телепатической связью. Словом, как любит похвастать Рюб, вы только скажите, что надо — а мы уж вам устроим!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});