Борис Лапин - Дуэль
В воскресенье около пяти вечера в квартире Андрея Михайловича задребезжал телефон.
- Слушаю.
- Чего делать-то? - раздался в трубке сипловатый испуганный голос. - Они все сбежали.
- Кто сбежал?
- Все как есть. Поэт, потом этот Барон... и оба секунданта. Чего делать-то?
Только теперь узнал Андрей Михайлович голос институтского вахтера Савельича. Старик был не на шутку испуган.
- То есть как это сбежали?
- Да ить я всю ночь дежурил, а тут в сон бросило, нечистый попутал. Смотрю, а они уж фьюить из двери - и деру. Я кричу: "Вернитеся, поганцы, без разрешенья нельзя", а они хоть бы что...
Постепенно до сознания Андрея Михайловича начало доходить.
- Кто был в институте после меня?
- Никого, честное слово, никого, токо Лазарь Всеволодович ночевали, обратно чего-то там доводили.
- Все ясно. Сейчас приеду.
Он схватил пальто, шапку и выскочил на улицу, лихорадочно думая: "Ага, вон оно что... драка идей... доказать любой ценой... любой ценой... Проклятый Сальери! И я хорош, развесил уши, развел научные споры! А дело вовсе не в кибернетике, разве наука сама по себе может быть плоха? Разве может быть виновата машина? Если автомобиль сбил человека, не автомобиль же совершил преступление, а шофер. Но как же так, почему сбежали макеты, что за чушь?"
К счастью, удалось поймать такси. Вскоре он был в институте. В проходной оттолкнул Савельича, пытавшегося что-то объяснить, бросился в лифт, лифт не работал по случаю воскресенья, и он бегом помчался по лестнице, на четырнадцатый этаж. Где-то на полпути потерял дыхание, остановился - ноги подкашивались. Кое-как добрался до таблички "14", обессиленный, толкнулся в стальную дверь главного пульта и вспомнил, что не взял у Савельича ключ.
Он позвонил вниз.
- Ключ-то? - переспросил Савельич - Чи-час. - Было слышно, как он перебирает ключи - А, вспомнил, совсем было запамятовал. Ключ они не отдавали. Верно, позабыли.
- Кто?
- Да Лазарь Всеволодович.
В бешенстве, проклиная себя за беспечность, Андрей Михайлович почти скатился по лестнице, ухватил за рукав Савельича, потянул за собой.
- Скорее.. на Черную речку. Может... еще успеем...
Задыхаясь, хватая воздух пересохшим ртом, он побежал напрямик, по снегу. Ноги по колено проваливались в острый стеклянный песок, ботинки сразу намокли, рубаха прилипла к спине. Там, на Черной речке, был второй, параллельный пульт. Но он почему-то не вспомнил о нем. Он представил себе, как в самый последний момент выбьет пистолет из преступной руки Барона. Или, если не успеет... да, да, заслонит Поэта собой!
Савельич едва поспевал за ним, причитая.
- Господи, чего это будеть? Чего только бу-деть? * * *
На Черной речке было угрюмо.
Сквозь тучи просвечивал багряный закат. Данзас отмерил десять шагов, разделяющих двоих с пистолетами, бросил на снег шинели. Поодаль нетерпеливо переступали с ноги на ногу замерзшие, заиндевелые лошади. Дантес высокомерно кутался в шинель. Пушкин был задумчив, но не угрюмо, а как-то просветленно.
Дантес был весь сам в себе. За Пушкиным стоял светлый, красновато поблескивающий на морозе стеклянный куб.
Данзас поднял шляпу.
С окоченевшей ветки сорвалась ворона, с громким карканьем ринулась прочь.
Дантес уронил шинель, шагнул к черте, вскинул пистолет. Пушкин чем-то напоминал в этот миг опекушинскую скульптуру: такой же сосредоточенный, озаренный, отрешенный от земных забот. Но странно - совсем как живой. Наконец он встрепенулся и начал подымать правую руку.
Черные тени замерли на красном снегу.
Дантес целился - долго, хладнокровно, педантично.
Почти теряя сознание, подбежал Андрей Михайлович. Савельич немного поотстал. Но они не успели.
Грянул выстрел - Пушкин упал в снег.
- Убит, - сказал Данзас.
Андрей Михайлович рванул сдавивший горле воротник "Убит!? Почему убит? Он должен сказать: ранен! Неужели баллистическая ошибка? Но боже, какая теперь разница!"
За пультом сидел Лазарь. Он был похож на перегоревшего робота. Мокрые медные проволочки прилипли ко лбу.
- Что я наделал! - хрипло проскрежетал он. И вдруг раздался хохот. Андрей Михайлович" обернулся. Двадцатичетырехэтажный куб института медленно оседал, падал, рушился, трещал. Савельич, сняв шапку, торопливо крестился. Когда первое смятение прошло, когда все улеглось и пыль на месте недавно сверкавшего на солнце института, и сумятица мыслей в голове, Андрей Михайлович подошел к лежавшему на снегу Поэту.
Те трое, только что живые, действовавшие, опять превратились в мертвые модели и застыли в случайных позах. Андрей Михайлович бережно поднял Поэта и отнес к пульту, где все еще недвижно сидел Лазарь.
- Глянь-ко, Андрей Михайлович, чегось это? - изумленно окликнул Савельич. - Никак, собака, железяки под пинжак надел?
Старик Савельич стоял возле Дантеса и удивленно рассматривал тонкий стальной панцирь, надетый под сюртук Панцирь был ржавый, запыленный. Андрей Михайлович сразу отыскал на нем вмятину от пули - давнюю, проржавевшую.
- Непостижимо, - пробормотал он. - Откуда этот безмозглый манекен выкопал панцирь?
- Вероятно, вспомнил, куда спрятал после той дуэли - Это был Лазарь. Он стоял рядом с Дантесом.
- Ах, это вы, - сказал Андрей Михайлович - Вы победили. Но я вас знать не хочу. Вы замыслили это убийство двадцать пять лет назад с тех пор вынашивали свой преступный план. Вы-второй Дантес.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});