Джеймс Стоддард - Первое издание

Остальные тома тоже отнеслись ко мне вполне по-дружески. «Свежее чтиво» — так они называли меня между собой. Каждая из книг сочла необходимым сказать мне несколько приветственных слов. Правда, напрямую я мог беседовать только с теми, кто стоял в непосредственной близости от меня, поскольку самый сильный крик, который способна издать книга, звучит не громче мушиного жужжания (именно этот звук я услышал, впервые войдя в библиотеку Диедо — то были голоса книг, тщетно пытавшихся предостеречь меня). В библиотеке, однако, существовала система передачи сообщений от книги к книге — своего рода устная почта, с помощью которой все стоящие на полках тома могли передать мне слова утешения. Новых знакомых оказалось так много, что запомнить всех было просто невозможно, хотя я и знал, что в конце концов выучу их имена. Чего-чего, а времени у меня предостаточно…

В первую очередь я, разумеется, познакомился с томами, стоявшими ближе других. Моим соседом справа оказался знаменитый африканский охотник майор Тамвидж; с ним мы, однако, не соприкасались, так как нас разделяла стеллажная стойка. Сразу за ним стояли профессор Андовер и некто Эрнест Доукинс. С другой стороны, сразу за Жанин, находился том по имени Артуро Вильяреал, и я не раз ревниво спрашивал себя, соприкасаются ли их обложки так же тесно.

На полке под нами расположился трехтомник тройняшек Боннет — трех пожилых женщин, отличавшихся склонностью к мистицизму. Изящное издание справа звали Катрин Волетта; она называла себя «перевоспитавшейся куртизанкой», но я так и не осмелился спросить, перевоспиталась ли она до или после своего превращения в книгу. Еще дальше поместился том пастора Ниемюллера, который, как и подобает духовному лицу, был переплетен в черное, и время от времени Катрин оказывалась в самом центре яростных теологических споров, частенько вспыхивавших между ним и тройняшками.

С полуночи и до утра книги обычно спали; многие дремали и в самые жаркие послеобеденные часы, просыпаясь, только когда в библиотеку входил Йон Диедо. Он зажигал лампу, выбирал на полке очередной том и, уютно устроившись в кресле, на два-три часа погружался в чтение. Читая, он время от времени усмехался или даже принимался хихикать. Иногда он выбирал неживые книги. Не без удивления я узнал, что Йон Диедо был большим любителем барона Каргонольфа — автора, который казался мне невероятно скучным.

Бывали дни, когда Диедо не читал ничего, а просто сидел, любуясь своим собранием. Изредка он вставал, чтобы стереть пыль с одного из томов или просто подержать его в руках; при этом его пальцы нежно поглаживали переплет, а на губах блуждала восторженная улыбка.

Вопреки моим ожиданиям, Йон Диедо не попытался прочесть меня на следующий же день после пленения. Я даже спрашивал себя, собирается ли он вообще заглянуть в то, что написано на страницах. Как ни странно, мысль, что он может вообще никогда меня не прочесть, была неприятна. В конце концов, ведь приложил же он определенные усилия, чтобы заполучить меня для своей коллекции! Так неужели я понадобился ему только затем, чтобы заполнить пустующее место на полке? Но и мысль о том, что когда-нибудь он прочтет меня от корки до корки, наполняла ужасом.

В конце концов Йон Диедо все же снял меня с полки, и я испытал острый приступ отвращения и стыда. Мне было противно даже само прикосновение его мягких, ухоженных рук, однако худшее заключалось в другом. Я ведь буду чувствовать, как он меня читает! И что я буду чувствовать?

Увы, каждая строка, каждая страница, которую он пробегал взглядом, возникала перед моим мысленным взором отчетливо и ясно, так что я совершенно точно знал, какой эпизод или событие моей личной жизни он изучает с таким жадным любопытством. От стыда я не знал, куда деваться, и даже попытался закрыть страницы, которые он читал. Я напрягал все силы, пока Йон Диедо не заметил, как дрожит и выгибается мой переплет.

— Друг мой, — сказал он негромко. — В камине горит огонь, и ничто не может помешать мне бросить туда книгу, которая перестала меня занимать.

На мгновение мне захотелось положить конец моему жалкому существованию, однако огненная смерть страшила… К этому времени я начал находить некоторое утешение в обществе других книг, поэтому прекратил борьбу, позволив Диедо дочитать меня до конца.

Когда он закрыл книгу, я вздохнул с облегчением. А Диедо повернул меня корешком к себе, и я с удивлением увидел у него на глазах слезы. Ласково, почти по-дружески, он погладил мой переплет.

— Джейкоб, — сказал Йон Диедо, и его голос задрожал от сдерживаемых чувств. — Я должен перед тобой извиниться. Нет, я действительно сожалею… Мне не следовало тебе угрожать. Ты… у тебя чудесный переплет. А каким прекрасным слогом написана твоя история!

О содержании я уже не говорю. Это что-то… что-то исключительное. Мне кажется, ты должен быть доволен, что попал ко мне. И ты будешь доволен! Только подумай, сколько раз ты сам мечтал проводить все свое время в библиотеке, в обществе редких книг, а здесь собраны уникальные, единственные в своем роде издания. Ты сможешь читать их, а они — тебя. Разве не к подобной идиллии стремилась твоя душа? В тиши библиотек время течет медленно или останавливается вовсе. И все это дал тебе я.

И он улыбнулся мне открытой, радостной улыбкой; на мгновение его лицо приобрело выражение почти ангельское, однако уже в следующее мгновение в глазах мелькнуло что-то слишком похожее на неизбывную печаль и потаенную тоску. Йон Диедо бросил взгляд на стеллажи, и его губы задрожали и скривились.

— Проклятая библиотека! Проклятые, отвратительные книги! Хоть бы мне никогда их не видеть!

Когда он ставил меня на прежнее место, я чувствовал себя так, будто надо мной надругались. У меня больше не было сомнений в том, что все мы находимся в руках безумца. Вскоре Диедо ушел, я продолжал размышлять о нашей незавидной судьбе, и даже Жанин не смогла отвлечь меня от мрачных мыслей.

— А тебя он часто читает? — спросил я ее.

— Поначалу он читал меня почти каждый вечер.

— И ты… сумела к этому привыкнуть?

— Нет, — ответила она. — И молись, чтобы этого никогда не случилось с тобой. На полках есть несколько томов, которые научились любить, когда их читают, но пусть с нами так не будет!

Вероятно, я все же оказался не столь захватывающим чтением, как другие книги, поскольку довольно скоро наскучил Йону Диедо. Впрочем, не исключено, что его внимание просто переключилось на новую пленницу. Он привел ее в маленькую комнату своей библиотеки, как недавно привел меня. Графиня дю Морье было исключительно хороша собой, и Диедо разговаривал с ней почти игриво. Я даже позволил себе надеяться, что он собирается просто поухаживать за ней, но ошибся. Волшебник усадил графиню в кресло. Вспыхнуло зеленоватое сияние, и смех гостьи резко оборвался. Графиня превратилась в изящный том с красивым «мраморным» обрезом.