Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
Главный инквизитор встал и, протягивая к нему распятие, сказал:
— Именем Иисуса милосердного увещеваю тебя: отрекись от дьявольского учения Лукреция и своих еретических заблуждений. Повинись и раскайся.
Альварес помолчал, потом тихо сказал:
— Велико милосердие господне, но мне не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться.
Инквизиторы перешептывались. Наконец главный инквизитор торжественно произнес:
— Так как он отрицает, нет к нему милосердия. Пишите, брат Педро, — сказал он, обращаясь к секретарю. — Постановление о пытке. Принимая во внимание документы, улики и доказательства по сему делу против брата-отступника Мигеля Альвареса, долженствуя осудить и осуждая, ввиду того, что он продолжает пребывать отрицающим, постановляем, чтобы он был подвергнут пытке. Приказываем, чтобы пытка продолжалась до тех пор, пока он не раскается и не отречется от своих заблуждений. Сим постановили. Написал? Предупреждаем тебя, обратился он к Альваресу, — что если при пытке последует кровотечение, переломы костей или раздробление частей тела, то это произойдет по твоей вине.
Альварес спокойно ответил:
— В добрый час, господа инквизиторы!
— Палач!
Заплечных дел мастер, давно уже притерпевшийся ко всему, и, казалось, дремавший, прислонясь к стене, встрепенулся и подошел к Альваресу.
— Приступай к делу.
Палач разодрал на Альваресе рясу до пояса, обнажив худое тело. Опустив петлю, он прикрепил ее к кистям связанных за спиной рук отступника. Потом, деловито перебирая мускулистыми руками, стал подтягивать тело к потолку. Слышно было, как хрустнули кости в суставах, и голос Альвареса:
— Добрый Иисусе, пресвятая дева, помогите мне…
Секретарь скрипел пером, читая вслух написанное:
«И не сказал больше ничего. Таким образом еще трижды увещевали его и каждый раз выворачивали ему руки…»
— Так как он продолжает упорствовать в своих заблуждениях, пытка будет продолжаться, — провозгласил главный инквизитор. — Палач! Привязать его к кобыле и надеть гарроты на голени. Завинчивай!… Пять оборотов.
После увещевания ему надели гарроты на правое и левое колена. Он тихо сказал, что ему не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться. После четырех оборотов винтов он тихо произнес:
— Ах, господи, на тебя надеюсь, на тебя полагаюсь.
И не сказал больше ничего.
После шести оборотов винтов, когда до зрителей донесся хруст костей, Альварес потерял сознание.
…И вдруг все исчезло. Девушка сорвала с головы шлемофон и, закрывши лицо руками, громко разрыдалась.
— От этого… с ума… можно сойти! — прорвалось сквозь рыдания. В ушах еще стоял вопль Альвареса, в котором не было ничего человеческого: «Господи Иисусе… Иису…»
Андрей поторопился подать ей стакан воды:
— Не надо, успокойтесь!
А у самого, бледного как полотно, тоже дрожали губы.
— Сцена, действительно, тяжелая, — сказал Кудояров. — Извините, Искра Демидовна.
Искра, придя в себя, отерла глаза:
— Это вы уж меня извините, Евгений Максимович! — и добавила просительным тоном: — Знаете что, давайте уж так дочитаем… без зрительных впечатлений.
— Ладно, — кивнул головой Кудояров, взяв листки.
«Подсудимого отвязали и привели в себя. На увещевание, чтобы он раскаялся и отрекся, Альварес ответил:
«Ах, господа инквизиторы, я уже все сказал». Тогда было приказано привязать его к скамье, вложить в рот распорку и влить кувшин воды объемом в половину ведра. Вода была влита и распорка вынута. Он сказал, что уже сказал все во имя отчета, который должен дать господу.
Ему влили еще кувшин воды и после того, как вынули распорку, он с жаром сказал: «Я сказал все, что имел сказать. Мне не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться, то же повторю перед лицом Иисуса Христа». И не сказал больше ничего.
Ввиду этого господа инквизиторы, недостаточно пытав подсудимого, приказали приостановить пытку с предупреждением, что возобновят ее, как только им будет удобно. И он сказал: «В добрый час! Продолжайте!»
Засим его развязали, врач осмотрел его и вправил вывихнутые суставы. После чего его перенесли в камеру.
Допрос сей был закончен к полудню.
Секретарь Священного трибунала — Педро Маньоска».
Кудояров положил листки на стол и потянулся за трубкой.
— Ведь это был человек из того же теста, что и Джордано Бруно, один из светильников во мраке средневековья.
— Да-а! Святейшая… — сказал Андрей.
— А какое мужество! — откликнулась Искра.
— Вот так, друзья! — сказал Кудояров. — Было время, когда сама мысль о небожественном происхождении стихийных сил природы, считалась богохульственной и приводила на костер. А вы, Андрей Сергеевич, Лукреция все-таки прочитайте… Я вам дам.
Он встал и подошел к полке с книгами.
— Это его «хобби», — шепнула Искра Андрею, — всякая старина, особенно морская или имеющая отношение к метеорологии.
— Да, я знаю, — отозвался Андрей.
Кудояров протянул бородачу небольшой томик:
— Вот он, Лукреций… Это вам пригодится.
— Спасибо, Евгений Максимович, обязательно прочитаю, заверил Андрей. — Но скажите, пожалуйста, где вы раскопали этот изуверский документ?
— В Порт-оф-Пренсе, когда мы стояли там, в лавочке у одного антиквара. Кстати, он навязывал мне еще в качестве сувенира высушенную человеческую голову и разные эсэсовские регалии. Как попал этот протокол из архивов инквизиции на Тринидад, одному аллаху ведомо. Подлинник, правда, в отличной сохранности, однако написан на варварской средневековой латыни, и мне пришлось изрядно побиться с переводом. Ведь любопытно?
— Да, конечно, — сказал Андрей
— И страшно… — добавила Искра.
— Вот я и посчитал, что вам интересно будет познакомиться с этим документом: Андрею Сергеевичу как литератору и журналисту, ведь он подключился к «тайфунологии», мечтает книгу написать на эту тему… А вам, Искра Демидовна, как метеорологу — ведь ваша профессия очень романтическая…
— Почему же романтическая, Евгений Максимович? — подняла брови Искра.
— Нет, нет, не удивляйтесь… Вы и не подозреваете, какая опасность угрожала вам совсем недавно. Как курьез сообщу вам: в Англии всего несколько лет назад отменен средневековый закон, по которому за предсказание погоды, как за колдовство, полагалось сожжение на костре. Серьезно.
— Да, много еще родимых пятен средневековья прячется под электронно-ракетным обличием космического века, — задумчиво заметил Андрей. — Казалось бы: похоронено и каменной плитой придавлено, не вылезет… Ан нет, глядишь — и высунутся оттуда, из подспудных дебрей, кровавые когти: то какие-нибудь поклонники сатаны с человеческими жертвоприношениями, то допросы «третьей степени», а то и просто открытая проповедь садизма по телевидению и в кино. Но я вот о чем думаю, Евгений Максимович, сядь сегодня ваш профессор Румянцев на машину времени и соверши экскурсию в Испанию XVI века, круто ему пришлось бы! Какую-нибудь специальную пытку, неслыханную, для него выдумали бы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});