Карл-Юхан Хольцхаусен - Цвет надежд — зелёный (сборник)

Пер Линдстрем в рассказе "Жизнь продолжается" затрагивает довольно сложную этическую ситуацию, когда человеку предлагают почти бессмертие… переводя его сознание в тело андроида. Автор явно ироничен в описании рекламно-политической кампании в США, к которой под конец "мощные силы" подключают и конгресс, чтобы одолеть сопротивление людей, не желающих становиться лишь «деталью» искусственного тела. И здесь перед читателем проходит тема "маленького человека", за которого решают, которым манипулируют и управляют сильные мира сего.

Рассказы Берье Круны отличает более мягкий юмор. Его сатира направлена против несуразиц современного шведского быта, гримас буржуазной коммерции, проявлений милитаризма в космосе, представлений о "межпланетной вражде". Эта последняя затрагивается, в частности, в рассказе "Вечер в Тиволи", где Круна в несколько ироническом, даже, быть может, пародийном тоне изображает столкновение на Земле представителей двух инопланетных цивилизаций — «доброй» и «злой». Человечество, по сюжету рассказа, представлено кучкой обывателей, ищущих развлечения среди аттракционов городского парка и не обращающих внимания на весьма недвусмысленное предупреждение об опасности дальнейшей гонки ядерных вооружений на Земле. А ведь именно ее пытаются использовать «злые» посланцы Проксимы Центавра, чтобы подчинить себе нашу планету. Идея рассказа, как говорится, лежит на поверхности: люди должны быть осторожнее с "военными игрушками", должны сами думать о своей судьбе, о своем будущем, не дожидаясь, что это сделает за них кто-то другой, даже очень добрый.

Любопытна также коротенькая новелла «Ящик», в которой автор в сгущенном виде излагает мысль о нелепости "безрадостного благоденствия", о том, что человек не должен лишаться радости труда, ибо она-то и делает его человеком…

Шведов традиционно и не без причины считают народом, главные добродетели которого — миролюбие и трудолюбие. И-добрая душа, которой в нынешнем западном мире приходится опасаться бесчетовечия обмана, насилия над достоинством личности В наше время эта проблема волнует всех честных людей планеты, И здесь авторы сборника "Цвет надежд- зеленый" по-своему включаются в общечеловеческую борьбу за действительно светлое будущее.

Ю. Кузнецов

Карл-Юхан Хольцхаусен

Цвет надежд — зеленый

1

История Швеции — это история ее королей, утверждал известный шведский историк Эрик Густав Гейер, когда, имея в виду Густава Вазу и Карла IX, писал о влиянии личности на ход истории.

В те времена так, собственно, и было.

Нынче, например, считается, что король совершил прекрасный поступок, если он, обнаружив в сугробе замерзшую девушку, помог ей добраться до дому.

Но это еще не история.

Или, например, говорят так: король был в центре внимания, когда он финишировал в ежегодном лыжном забеге Вазы — пять тысяч человек бежали впереди короля и столько же сзади.

Но ведь и это тоже еще не история.

В старину летописцы писали лишь о выдающихся личностях, оставивших свой след на извилистом пути истории. О таких, как Будда и Моисей, египетские фараоны и шведские Фолькунги, Цезарь и Соломон, но про какого-нибудь работника, слишком поздно пришедшего на работу в виноградник, в летописях не говорилось ни слова.

Нынче у нас нет недостатка в летописцах, а если вспомнить бесчисленные линзы фотоаппаратов и телеобъективов, которыми располагают средства массовой информации, Аргус покажется просто слепым. Нам ежедневно преподносят разных самодовольных эстрадных певцов и певичек, кинозвезд, актеров, прославленных футболистов, юристов и преступников.

Нынешняя история Швеции — это история ее королей? Ничего подобного!

Теперь следует говорить так: история Швеции — это история ее знаменитостей.

Откуда берутся знаменитости?

Тут много возможностей. Об одной из них рассказывается в нашей истории про человека по имени Пер Густафссон.

Рядом с ним упоминается доктор Верелиус. Он тоже чуть не прославился в связи с этой историей. Но доктор однажды уже обжегся. Ему пришлось побывать в подобном переплете, и он знал, как это бывает: сначала хвалебные статьи и восторженные отзывы, восхищение и признание, потом уничтожающая критика, преследования и оскорбления. И наконец — полное забвение.

Ведь герой дня часто бывает героем только на один день.

Доктор вычеркнул случившееся из памяти. Миновало и ладно, тот эпизод, случившийся в его многолетней врачебной практике, проходившей главным образом в тюремных больницах, был давно предан забвению.

Уже третий раз за этот вечер книга выскользнула из рук доктора Верелиуса и с глухим стуком упала на коврик перед кроватью. На сей раз он не стал поднимать ее. Протянув руку к лампе, висевшей над кроватью, он погасил свет и решил спать.

Раскрывшаяся на цветной вклейке книга так и осталась лежать на полу. Она повествовала о жизни диких животных. Красочные фотографии и минимум текста — прекрасный отдых после напряженного рабочего дня.

Сегодня доктор Верелиус долго и задумчиво смотрел на эту вклейку. Она и теперь стояла у него перед глазами: убитая косуля, снятая крупным планом. Широко открытый глаз смотрит прямо в объектив. И в этом широко открытом глазу безграничное удивление: почему? Почему это случилось со мной? И вообще, почему это случилось?

Тот же вопрос доктор прочел в глазах женщины, которая несколько часов назад сидела в его кабинете. Она неотрывно смотрела на него.

— Может, хоть вы, доктор, в силах чем-нибудь ему помочь? — спрашивала она. — Заключение убьет Пера. Он его не выдержит. Пер не может жить без общения с природой. При малейшей возможности он сразу же уезжает за город.

— Боюсь, что пока у него такой возможности не будет, — сказал доктор Верелиус.

— Его незачем изолировать. Он больше никогда не сделает ничего подобного. Он такой сдержанный, такой добрый. Это самый добрый человек на свете.

За эти четверть часа она ни разу не назвала мужа ласково — Пелде, зато не меньше десятка раз повторила Пер. На ней был темный костюм, наверно, ей казалось, что темный цвет больше соответствует ее горю.

— Один тюремщик рассказывал по радио, что его главный инструмент — ключ. Если это правда, Пер погиб.

Она была невысокая, и из-за темных, — волос ее бледное лицо казалось еще бледнее. Большие глаза полны отчаяния. Уже потом, после ее ухода, доктор подумал, что глаза у нее, должно быть, серые. Темно-серые. Иногда она щурилась, может, нервничала, а может, просто хотела незаметно смахнуть слезу. Один раз у нее на реснице повисла прозрачная капля.