Кейт Уилхелм - Твоя навеки - Анна

Когда Рода пришел за результатами, Гордон решил, что уже знает об этих двоих больше, чем могла бы рассказать о каждом из них родная мать. Хотя, конечно же, он по-прежнему не знал, как они выглядят, или где сейчас Анна, или где находятся бумаги, которые она прятала в сейфе мужа.

Пока Рода проглядывал отчет, Гордон внимательно наблюдал за его реакцией. За окном - серая пелена дождя. Воздух казался густым и липким.

- Это все? - требовательно спросил Рода, ознакомившись с заключениями.

- Да.

- Мы проверили все выставочные залы в штате, - сказал Рода с недовольной гримасой на лице, - но так и не нашли эту женщину. Кроме того, у нас есть доказательства, что Мерсер просто не мог проводить с ней столько времени, сколько получается по письмам. Очевидно, нас разыграли. И вас тоже. Вы уверяете, что Анна честная, высоконравственная женщина, а мы убеждены, что она чей-то агент. Подцепила его на крючок и выманила бумаги, а сами письма - не более чем подделка. Все до единого!

Гордон покачал головой.

- В этих письмах нет ни строчки лжи.

- Тогда почему же она не объявилась, когда Мерсер погиб? В прессе о нем писалось достаточно. Мы специально об этом позаботились. И я могу точно сказать, что он не проводил с ней столько времени. Мы отыскали Мерсера еще на последнем курсе колледжа, и с тех пор он оставался в своей чертовой лаборатории - все семь дней в неделю, четыре года подряд. У него не было времени на такие сложные отношения с женщиной, как она описывает. Все это сплошная липа. Выдумка. - Рода обмяк в кресле. Лицо гостя посерело и стало почти такого же цвета, как его добротный костюм. Он словно состарился сразу на несколько лет за эти две с небольшим недели.

- Они выиграли, - сказал Рода тихо. - Эта женщина и ее партнер. Возможно, они уже уехали из страны. Может быть, сделали это на следующий же день после аварии. Бумаги заполучили, работа закончена. И закончена блестяще. Черт бы побрал этого простодушного идиота!

Некоторое время Рода смотрел в пол, затем выпрямился, и когда он снова заговорил, голос его стал жестким, фразы короткими и отрывистыми:

- Я с самого начала был против графологической экспертизы. Пустая трата времени и денег. Чушь, хиромантия. Однако что сделано, то сделано. Счет отправьте почтой. Где ее письма?

Гордон молча подвинул ему через стол папку. Рода внимательно пересчитал страницы, положил папку в кейс и встал.

- На вашем месте, Силлс, я бы не стал никому говорить о сотрудничестве с нашей фирмой. - Он оттолкнул от себя отчет Гордона. - Это нам не пригодится. Всего хорошего.

Гордон понимал, что история на этом должна закончиться, однако случилось иначе. "Где ты, Анна?" - спрашивал он молча, обращаясь ко всему миру, утонувшему в холодном дожде. Почему она не объявилась, не пришла на похороны, не вернула бумаги? Ответов у него не было, но он знал, что Анна все еще где-то там, в этом мире, пишет свои картины и живет с человеком, который ее очень любит. Любит настолько, что даже не помешал ей полюбить другого. "Будь с ней внимателен, - думал Гордон, мысленно обращаясь к этому человеку, - будь нежен и терпелив, пока заживает ее сердечная рана. Ты же знаешь, ей нет цены".

Он прижался лбом к холодному стеклу, чувствуя, как приходит успокоение, и произнес вслух:

- Ей нет цены.

- Гордон, у тебя ничего не случилось? - спросила Карен по телефону. Снова настали "его дни", дни, когда он мог видеть детей.

- Все в порядке. А что?

- Да так, ничего. У тебя появилась женщина? Мне показалось, ты как-то странно разговариваешь.

- Боже, Карен, что тебе от меня нужно?

Голос ее вновь стал холодным и строгим. Сухо, по-деловому они договорились, как он получит детей и когда их возвратит. "Словно библиотечные книги", - невольно подумал он.

Повесив трубку, Гордон оглядел комнату и несколько встревоженно заметил, как неприбранно она выглядит, как неуютно, необжито у него дома. "Сюда нужна еще одна лампа, - решил Гордон. - По крайней мере, одна. Может быть, две". Анна любила, когда в комнате светло. "У меня появилась женщина?" Ему хотелось плакать и смеяться одновременно. Да, у него есть ее подпись и копии нескольких любовных посланий, адресованных другому мужчине. Она является к нему в снах и говорит с ним фразами из писем. Женщина! Он закрыл глаза и снова увидел ее имя. "Анна". Прописная А - как пылающий вулкан, вознесшийся своей вершиной в стратосферу. Дальше две ровные, изящные "н" и в конце забавная маленькая "а": она с трудом удерживалась на месте - вот-вот взлетит. Но буква оставалась, а из нее вылетал стремительный плавный росчерк, который огибал подпись сверху, пересекал прописную букву, превращая ее в А, и возвращался назад. Получалось что-то наподобие палитры - своего рода графический образ Анны, художницы, парящей над землей и каждым своим движением, даже одним дыханием творящей искусство. "Твоя навеки - Анна". Твоя навеки.

На следующий день он приобрел новую лампу, а по пути домой заглянул в цветочный магазин и купил шесть горшков с цветущими растениями. Анна как-то писала, что солнечный свет превращает цветы на подоконнике в маленькие драгоценные камни. Гордон поставил их на подоконник, поднял жалюзи, и... цветы действительно превратились в сверкающие драгоценности. Руки его болезненно сжались, он отвернулся от окна.

Работа брала свое. Вскоре весна незаметно уступила место лету, жаркому, душному лету, какое бывает только в Нью-Йорке. Неожиданно для себя Гордон начал посещать выставки и вернисажи. Он посмеивался и ругал себя, но по-прежнему ходил на премьеры, разглядывал работы молодых художников, изучал подписи - снова, и снова, и снова. Если уж ее не смогли разыскать опытные детективы, говорил он себе, если это не удалось даже людям из ФБР, то у него нет абсолютно никаких шансов, и просто глупо на что-то надеяться. Однако он по-прежнему ходил на выставки. Мне одиноко, уверял себя Гордон, и я хочу встретить женщину, которая смогла бы меня увлечь, любую другую женщину... И продолжал ходить.

Как-то осенью он отправился на открытие выставки нового художника, преподавателя, не так давно закончившего художественную школу. После чего отругал себя за то, что не додумался до этого сразу. Ведь Анна вполне могла и преподавать живопись. Гордон составил список школ и принялся навещать их одну за другой, по ходу дела отрабатывая легенду.

Возможно, она уродлива, говорил себе Гордон. В конце концов, что за женщина может влюбиться в Мерсера? Заторможенный, зажатый, никакого изящества. Гений, конечно, но эксцентричный и преисполненный удивления перед миром. Видимо, именно это последнее почувствовала в нем Анна. Именно это привлекло ее. Она сумела пробиться через все защитные барьеры и обнаружила там, в душе, по-настоящему привлекательного мальчика-мужчину. А он ее просто боготворил. Это ощущалось в письмах Анны: ведь чувство было взаимным. Почему же он лгал ей? Почему не сказал прямо, кто он и чем занимается? Второй мужчина не препятствовал их любви - это тоже было видно из писем. Оба они нравились друг другу, и оба любили Анну. Гордон часто и подолгу размышлял о ней, о Мерсере, об этом неизвестном. И продолжал посещать выставки. Вскоре его начали узнавать в студиях и школах, где он собирал автографы. Возможно, признавал он, в этой одержимости есть что-то нездоровое, может быть, даже признаки невроза или чего-нибудь похуже. Самое настоящее безумие - влюбиться в чью-то подпись, в любовные письма к чужому человеку.