Павел Козатик - Полет на луну, рассматриваемый как выстрел по движущемуся щиту

Кеннеди поговорил со своими старыми друзьями, которые великолепно знали Кастро и придумал тайный план. Его приятели должны были ночью приплыть на островок Кастро, прокрасться к нему в спальню и вымазать его с головы до ног черной ваксой. Таким образом, Кастро должен был выйти из игры.

Предприятие закончилось полным провалом. Часть десантников забыла дома ваксу, остальные купальные костюмы. Кастро, воодушевленный триумфом, выбросил на рынок кроме ваксы еще и лак для ногтей, а также препарат для чистки мебели.

Кеннеди думал об этом, сидя с Грибальдом на кухне и разговаривая с ним о Луне. Он был стопроцентно уверен, что путь которым он завоюет авторитет и прославит род людской, лежит через Луну, кратер Тихо и пожатие руки представителю инопланетной цивилизации, под вспышки фотокамер и под дождем из снежно-белых роз.

Кстати, в это время Кеннеди удалось переправить в космос уже нескольких приятелей. Так что, Гагарин был далеко не единственным. Правда, временами случались незначительные происшествия которые слегка беспокоили президента. Время от времени какой-нибудь пожирающий пространство космический корабль, ни с того, ни с сего, превращался в дождь метеоров. Следующий выходил из под контроля Земли и уносился в совершенно непредвиденном направлении. Бывало, тяжеленные машины с ревом проносились над землей, вызывая панику у крестьян. В такие моменты Кеннеди одолевала меланхолия.

"Грибальд, я должен лететь на Луну," - говорил Джон на традиционных приемах в пятницу, на которых пили свежее козье молоко с гоголем-моголем.

"Обязан", - говорил он. - "А вдруг упаду? Грибальд, ты гарантируешь, что я не упаду?"

Грибальд в ответ на такие вопросы, что-то бормотал и прятался за графин с молоком, либо шел сбить себе новый гоголь-моголь. Что либо обещать Кеннеди он боялся, поскольку в последнее время, все к чему он прикасался, падало на землю. Домой он шел очень неохотно, поскольку боялся покалечиться о бесчисленное множество осколков, разбитых им раньше тарелок и бокалов. То и дело из рук у него валилась то пепельница, то плащ, который он намеревался повесить на вешалку. У него даже выпали волосы, голова падала вниз от усталости, а сердце опустилось до штанов. Во время одной утренней прогулки, он четыре раза хлопнулся о землю и заметил, что за ним тянется целая толпа оборванных негритят. Именно поэтому он избегал окон и частых ливней, ни за что на свете не сел бы в машину и чувствовал себя как проигравшийся азартный игрок. Вообще, он часто удивлялся, как это Кеннеди до сих пор не заметил того, что с ним происходит?

А тот и в самом деле ничего не замечал, может быть, потому, что этим летом, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, у него было много своих собственных проблем. За исключением первых недель после свадьбы, никто на свете не мог бы утверждать, что его брак оказался счастливым, но то, что творилось в последние месяцы, переходило всякие границы. Пока Жаклин путалась только с друзьями Кеннеди - альфонсами, ворами и чистильщиками обуви, он закрывал на это глаза, поскольку сам, время от времени, увлекался какой-нибудь из худеньких, стройных машинисток, которые каждое утро приносили ему справку о состоянии страны за последние двадцать четыре часа. Вот только, ЦРУ донесло что на ее горизонте появился некий грек, который и в самом деле ворует, однако сводничеством не занимается, да и ботинок не чистит, грек, являющийся богачом, поскольку владеет целой кучей кораблей и большими деньгами, да кроме того еще и философ, поскольку обладает удивительным именем: Аристотель.

Кеннеди подивился, покачал головой и выделил дюжину своих самых лучших людей, чтобы они следили за этим Аристотелем. В течении следующих недель, он узнал о чудачествах Грека гораздо больше. Например, открылось, что у этого Аристотеля на Средиземном море есть огромная яхта, на которой даже краны из чистого золота. Вскоре пришло уточнение. Оказалось, первоначальная информация была неверна - на самом деле из золота была яхта этого самого Грека, вся, за исключением кранов.

Почти каждый день на стол Кеннеди ложился рапорт о том, как Жаклин встречается с Аристотелем на его яхте, ест там из золотых тарелок, спит на золотых подушках и слушает исключительно золотые пластинки. Однажды Кеннеди так разозлил этот разврат, что он бросил злой взгляд на испуганную машинистку, которая утром принесла ему эту весть, схватил ее обеими руками и зверски ей овладел, на письменном столе, посреди бумаг, ручек, перьев и цветных карандашей.

После этого он встал, поправил помятые брюки и пиджак, нервно улыбнулся девушке (ее звали Глория), и пересказал ей сон, который видел предыдущей ночью.

- Глория, просто чудесное имя, - сказал он ей. - Ту женщину, что мне приснилась, тоже звали Глория. Она мне рассказывала удивительные вещи. Говорила что инопланетяне, те, которые также как и мы приняли участие в межпланетных гонках, знают что мы не имеем о них понятия, но: прошу меня не прерывать: вычислили не только пункт финиша, но и узнали, что в гонках принимаем участие мы. Попросту, кто- то проболтался, хотя информация об участниках и должна была быть тайной. Всегда и всюду находится кто-то, кто слишком много болтает. Теперь, эти твари знают, что от нас до Луны лишь один шажок. Это мне сказала Глория и еще она добавила, что эти создания будут мне мешать при старте.

Задумавшись, он пробормотал:

- Вот видите, какое бывает невезение?

После этого Кеннеди проводил девушку до двери и спросил сам у себя для чего он ведет с ней такие разговоры. (Хорошо хоть, это был всего лишь сон.)

3.

Когда Паук покинул свою планету ВВ-3, вращающуюся в одном из самых дальних уголков Галактики и поэтому забытую Богом, а также большинством других развитых цивилизаций, у него уже был подробный план операции. Он знал, что днем Д, будет день, который на языке обитателей планеты, на которую он летит, будет звучать так: двадцать второе ноября, тысяча девятьсот шестьдесят третьего. (Вообще, ему казалось смешным, если не странным, что одному единственному планетарному дню присвоено название состоящее из семи так трудно произносимых слов). Еще он знал, что место в котором он должен оказаться, носит не менее странное название: улица Вязов, Даллас. Пауку не нравилось слово вяз, но о том, что оно означает он не думал, поскольку этого не знал.

В своем блокноте он сделал следующие пометки:

1. Погода солнечная. Дождя не должно быть. Небо обязано быть чистым.

2. Пространство перед магазином учебников должно быть со стороны дорожного виадука - с запада - не охраняемо полицией.

3. Встреча президента должна быть бурной, горячей. Толпы жителей на улицах Далласа.