Константин Малахов - Молния среди леса

– Как тебе агрегат? Хорошо идет?

– Просто отлично! – искренне ответил я. – Это советская разработка?

– Типа того. Ваши ребята приезжали Тракторный завод в Сталинграде строить. Помогать строить, – поправился Юра. – Пообщался с некоторыми – толковые инженеры, дали пару подсказок по машине. Предлагал им остаться у нас, но не захотели.

– Некоторые граждане США с опаской смотрят на молодое советское государство, – выдал я прямо протокольную фразу.

– Ну а как же иначе, – усмехнулся Юра и ловко обрулил яму на дороге. – А ты, Митя, как сам к СССР относишься?

Мне не хотелось врать этому человеку, и я решил не увиливать:

– Если честно, Юра, я пока здесь очень мало времени. Большинство фактов о Союзе получаю из американских газет. Там все пишут…Нью Экономик Политикс…как это…

– НЭП, – подсказал Юра.

– Да, точно. НЭП, товаров нет, людям не разрешают заниматься своим хозяйством, уровень дохода страны крайне низок и все такое. Рисуют картину дикого леса, наполненного дикарями и охотниками за ними. Но я добрался из Сан-Франциско вот до этого сидения и не могу сказать, что меня что-то сильно напугало. Да, некоторое было непривычным, но это больше к вопросу менталитетов. Мне кажется не совсем правильным оценивать страну смотря откуда-то издалека. Как нельзя оценивать автора по худшему произведению. Ведь никто не общался жителями, не видел, что здесь происходит. Вот ты меня, американца, подвозишь на машине – значит не так все ужасно?

– Я уже был готов с тобой спорить, Митя, но ты меня удивил, – задумчиво проговорил Юра. – Конечно же, плохие новости лучше продаются. Не буду выливать на тебя ушат пропаганды и цитировать Маркса с Энгельсом, скажу тебе свое мнение. Ты ведь в органы точно не настучишь, – он снова мне улыбнулся. – Всякой чернухи здесь хватает. Да есть аресты, есть это раскулачивание… но, Мить, есть и другие моменты. Вот я тебе говорил про тракторный в Сталинграде? А в этом году мы открываем еще больший – в Харькове. Через год – автозавод в Горьком. Машины будут называться – ГАЗ. Смешно правда – по улице едут газы… Книжки для трудящихся введем, чтобы стаж считался. С образованием тоже разгребаем после царей. С двадцать седьмого года оно у нас обязательное для всех. А то кинулись – оказывается в школу то ходило около полутора миллионов всего лишь. А сейчас уже восемнадцать! И число учащихся растет. У нас сейчас идет так называемая пятилетка. И все эти заводы, фабрики и школы – это пункты ее плана, которые успешно выполняются. У вас вон ,– Юра кивнул на меня головой, – тоже кризис только спадать начал. А так ничего – приезжали к нам, работали. Потому, что рабочий человек – это сила, которая победит всех этих политиков, сама себя сможет спасти от любой беды. Неважно какая национальность – американец, турок или китаец. Чем больше в реке родников, тем она сильнее и чище.

Юра замолчал, я тоже не знал, что сказать. В чем-то он, конечно, был прав. СССР едва исполнилось десять лет, чего можно ждать в таком юном для страны возрасте? А если учитывать сказанное Юрой, то результаты более чем впечатляющие. Недостатки они везде есть, главное, чтобы достоинств в жизни у человека было больше. Задумавшись, я смотрел в лобовое стекло. Вокруг был удивительной красоты осенний лес. Буйство красок, форм. Деревья причудливо переплетались кустарником образуя настолько густую чащу, что казалось мы ехали в коридоре. Идти сквозь такой лес было бы безумием. О каком-либо транспорте не было и речи.

– Любуешься? – нарушил молчание Гаринов.

– Чудесный лес, – сказал я, не отрывая от окна взгляда.

– Что есть, то есть. Вся наша сегодняшняя страна, мистер Митя, по сути лес. Вопрос в том, как ты на этот лес смотришь. Ведь если приезжает какой-то промышленник со стороны – не обязательно иностранец – то он как себе лес видит? Ага, вот тут есть лес на дрова, вот тут на древесину, – при этих словах Юра ребром ладони словно делил невидимый пирог на части. – Здесь – пушные звери водятся, а вот тут мы будем рыбу вылавливать. А вот это золотишко из реки я себе, пожалуй, возьму. Вот все это для него, – Гаринов обвел рукой пространство за лобовым стеклом, – лишь набор ценных вещей. А для других – это набор ценностей. Ведь лес – это дом. В нем живет очень много разных видов. Да, есть и хищники, но так устроена природа, ее не поменять. Для каждого из них есть что-то хорошее и каждый может принести пользу. Кто старое дерево переработать, кто каких-то жуков лишних отловить, а кто-то собою накормить готов остальных. И лес рад своим жителям помогать, давая и пищу, и материалы. Бери, пользуйся, но и о лесе не забывай. Не пытайся всех съесть. Один, без мелких мушек или даже травы, ты в чаще не выживешь. Не будет что есть и как жить.

– И вы считаете, что у вас получится создать такой волшебный лес? Территория то у вас конечно огромная…

– А причем здесь территория? – удивился Юра. – Мы открыты для всех, кто готов с нами жить и трудиться. Пускай такой лес будет на всей планете, кто же против? Мы надеемся показать пример, что такое в принципе возможно. Люди сами пойдут к нам.

– Это Всемирная революция? – память услужливо подставила мне еще одно название из газет.

Юра кисло усмехнулся:

– Я бы назвал это всемирным развитием. Революция – это что-то такое резкое, боевое, кровавое. А развитие – это к чему приходишь сам, а не приводят громкие призывы.

– Мария из магазина говорила о каких-то проблемах на нефтяных вышках? Ты там работаешь? – спросил я, посмотрев на Гаринова.

– А, – отмахнулся он. – Сарафанное радио.

Я не совсем понял, что означает. Водитель, взглянув на меня, пояснил:

– Любое слово, переданное через десять разных людей, становится новостью. Добыч, Митя, процесс очень трудный и если бы на нем ничего не случалось – вот это было бы новостью. А так все обычно: то насос полетит, бур поломается, давление нестабильно. Я уже молчу про холод и мошкару. Вокруг дикая природа, которая живет по своим законам. И скажу тебе честно, она не всегда рада видеть нашего брата. Тем, – Юра неопределенно показал рукой куда-то вверх, – все равно. У них план, все рассчитано на годы вперед. Только вот нет в плане задранных медведями, утонувших в болоте, обмороженных, травмированных…

Гаринов замолчал и сжал губы, задумавшись.

– Ты не подумай, что я жалуюсь, – он весело мне подмигнул. – И не хвастаюсь. Наш человек наоборот – тяжелой работы не боится. Нам бы как раз задачи помасштабнее, поменьше разговоров. Тогда у людей появляется цель, а вместе с ней и кураж.

Я невольно заслушался, но внутри немного забурлило чувство патриотизма. Прям новое человечество, не то, что мы, пережитки. Однако, до кипения это чувство не дошло, и мы оба молчали.