Клиффорд Саймак - Театр теней: Фантастические рассказы

«Ну что ж,— сказал себе сенатор,— вычеркнем этот путь как бесперспективный».

ВОЗМОЖНОСТЬ ВТОРАЯ: съездить в Нью-Йорк и поговорить с ответственным секретарем организации. В конце концов Джиббс и Скотт — всего-навсего пешки-посыльные. Они выполняют чужие приказы, передают волю власть имущих, но не более того. Если бы потолковать с кем-то из боссов…

«Нет,— осадил себя сенатор,— не строй воздушных замков. Организация вышвырнула тебя за борт. По-видимому, боссы выжали из Института продления жизни все, что только посмели, нахватали разрешений больше, чем могли надеяться. Теперь они уже ни на что претендовать не могут, и мое разрешение понадобилось им для кого-то еще — для кого-то, кто идет на подъем и способен привлечь избирателей.

А я,— сказал себе сенатор,— отживший свое старый лис. Хоть и хитрый лис, и опасный, коли загонят в угол, и увертливый; как-никак пять столетий на виду у публики прожиты недаром.

Пять столетий,— заметил сенатор мимоходом,— срок достаточно долгий, чтобы не питать иллюзий даже по отношению к себе.

Нет,— решил сенатор,— этому не бывать. Я перестану уважать себя, если поползу на коленях в Нью-Йорк. Уж видит Бог, я сумел бы вынести унижение, но все же не такое. Я никогда не ползал на коленях и сейчас не поползу — даже во имя добавочной сотни лет и прыжка к бессмертию.

Вычеркнем и этот путь»,— приказал себе сенатор.

ВОЗМОЖНОСТЬ ТРЕТЬЯ: а что, если подкупить кого-нибудь?

Из всех возможностей эта представлялась самой надежной. Всегда найдется кто-то, кого можно купить, и еще кто-то, согласный выступить посредником. Естественно, что член Всемирного сената может ввязываться в дела подобного сорта лишь через подставных лиц.

Да, услуги такого рода, вероятно, кусаются — но для чего же деньги, в конце концов? Вот подходящий случай напомнить себе, что он вел в общем-то экономную жизнь и сумел отложить известную сумму на черный день.

Сенатор сделал ход ладьей, и этот ход выглядел умным, тонким ходом, так что он оставил ладью на новом поле.

Разумеется, после нелегального продления жизни ему придется скрыться. Как бы ни хотелось бросить свой триумф в лицо боссам, об этом нечего и мечтать. Нельзя допустить, чтобы хоть кто-нибудь вздумал поинтересоваться, каким же образом он добился продления. Ему придется раствориться в толпе, стать невидимкой, поселиться в каком-нибудь глухом углу и постараться не привлекать к себе внимания.

Надо повидаться с Нортоном. Если вам позарез необходимо провернуть какое-то дельце, надо повидаться с Нортоном. Обеспечить тайну делового свидания, убрать кого-то с дороги, получить концессию на Венере или зафрахтовать космический корабль — Нортон возьмется за все. И выполнит любое поручение шито-крыто и без лишних вопросов. При одном условии — если у вас есть деньги. Если денег нет, обращаться к Нортону — пустая трата времени.

Мягко ступая, в комнату вошел Отто.

— К вам джентльмен, сэр,— произнес он.

Сенатор вздрогнул и окаменел в кресле.

— Какого черта ты шпионишь за мной? — заорал он,— Вечно подкрадываешься, как кошка. Норовишь испугать меня. С нынешнего дня изволь сначала покашлять, или зацепиться за стул, или что хочешь, но чтоб я знал, что ты тут.

— Извините, сэр,— ответил Отто.— К вам джентльмен. И у вас на столе письма, которые надо прочесть.

— Прочту позже,— отрезал сенатор.

— Не позабудьте это сделать, сэр,— Отто был непреклонен.

— Я никогда ничего не забываю. Ты что, думаешь, я окончательно одряхлел и мне нужно обо всем напоминать таким манером?

— Вас хочет видеть джентльмен,— повторил Отто терпеливо.— Некий мистер Ли.

— Случайно не Энсон Ли?

Отто шумно засопел, потом ответил:

— Кажется, так. Он газетчик, сэр.

— Проси его сюда,— распорядился сенатор.

Флегматично утонув в кресле, он подумал: «Ли что-то пронюхал. Каким-то образом проведал, что организация вышвырнула меня за борт. И вот пожаловал, чтобы четвертовать меня.

Ну нет,— поправился сенатор тут же,— он мог заподозрить что-то, но не более. Мог подцепить слушок, но уверенности ему взять негде. Организация будет держать язык за зубами, она вынуждена держать язык за зубами — не может же она открыто признать, что продление жизни тоже стало предметом политического расчета! И вот Ли, подцепив слушок, явился ко мне, чтобы выжать из меня правду, взять меня на испуг и поймать на неосторожном слове.

А я ему этого не позволю,— решил сенатор.— Ведь если правда выплывет наружу, вся стая окажется тут как тут и растерзает меня в клочья».

Как только Ли появился на пороге, сенатор поднялся и пожал ему руку.

— Извините за беспокойство, сенатор,— сказал Ли,— но я надеялся, что вы не откажетесь мне помочь.

— Ну о чем речь! — дружелюбно откликнулся сенатор.— Для вас — что угодно. Присаживайтесь, мистер Ли.

— Вы читали мою статью в утреннем выпуске? Об исчезновении доктора Карсона?

— Нет,— ответил сенатор,— Боюсь, что…

Он запнулся, ошеломленный.

Он не прочел газету!

Он забыл ее прочесть!

Он читал ее всегда. Он не пропускал ни одного номера. Это был торжественный ритуал — начать с самого начала и дочитать до конца, исключая лишь те рубрики, которые, как он убедился годы назад, и читать-то не стоит.

Он развернул газету в институте, но потом его отвлекла секретарша, оповестившая, что доктор Смит согласен его принять. А выйдя из кабинета, он так и оставил газету в приемной.

Случилось нечто ужасное. Ни одна новость, ни одно событие в целом свете не могли бы расстроить его в такой степени, как тот злополучный факт, что он забыл прочесть газету.

— Боюсь, я пропустил вашу статью,— промямлил сенатор. Это было выше его сил — признать во всеуслышание, что он забыл про газету.

— Доктор Карсон,— сказал Ли,— был биохимик, и довольно известный. Согласно официальной версии, он умер десять лет назад в Испании, в маленькой деревушке, где провел последние годы жизни. Но у меня есть основания думать, что он вовсе не умирал и, вполне возможно, жив-живехонек до сих пор…

— Прячется? — предположил сенатор.

— Не исключено. Хотя, с другой стороны, зачем ему прятаться? Репутация у него была безупречная.

— Тогда почему вы сомневаетесь, что он умер?

— Потому что нет свидетельства о смерти. И он далеко не единственный, кто ухитрился умереть без свидетельства.

— Мм? — отозвался сенатор.

— Гэллоуэй, антрополог, скончался пять лет назад. Свидетельства нет. Гендерсон, знаток сельского хозяйства, умер шесть лет назад. Свидетельства опять-таки нет. Могу перечислить еще добрую дюжину подобных случаев — и, вероятно, есть множество других, до которых я не докопался.