Ларри Нивен - Смерть в экстазе

Она была идеальной подружкой. Она была всем, что нужно мужчине. Год назад, на следующий день после того, как я в первый раз убил человека, я был в ужасном расположении духа. Но Жюли каким-то образом обратила это настроение в маниакальное веселье. Мы как дикие метались в подконтрольном парке анархии , накрутив в итоге огромный счет. Мы отшагали пять миль, никуда не направляясь, и в конце концов вернулись к скользящему тротуару в центре города. Мы были совершенно измочалены, слишком устали, чтобы думать… А две недели назад была теплая, нежная, спокойная ночь. Двое людей, счастливых в обществе друг друга, ничего более. Жюли была тем, в чем ты нуждался, всегда, везде.

Ее гарем мужчин был, наверно, самым большим в истории. Чтобы улавливать мысли сотрудника АРМ, Жюли должна была любить его. К счастью, в ней хватало места для любви. Она не требовала от нас верности. Добрая половина из нас имела семьи. Но любовь к каждому из мужчин была необходима Жюли, иначе она не могла защищать его.

Она защищала нас сейчас. Каждые пятнадцать минут Жюли входила в контакт с одним из агентов АРМ. Обычно на паранормальные способности полагаться нельзя, но Жюли была исключением. Попади мы в переделку, она всегда придет к нам на помощь… если какой-нибудь идиот не помешает ей за работой.

Так что я оставался снаружи в ожидании и с сигаретой в моей воображаемой руке.

Сигарета была для практики, чтоб поднапрячь мысленные мускулы. В своем роде моя “рука” была так же надежна, как контакт с сознаниями у Жюли, возможно, как раз в силу своих ограничений. Усомнись в своих паранормальных способностях – и они исчезнут. Четко определенная третья рука была куда вразумительнее, чем умение какого-нибудь колдуна двигать объекты по желанию. Я знал, каково ощущать руку, и что ею можно сделать.

Почему я так много времени проводил, поднимая сигареты? Потому что это самый большой вес, который я могу поднять, не напрягаясь. И есть еще другая причина… этому меня научил Оуэн.

Без десяти три пополудни Жюли открыла глаза, вывернулась из контурного кресла и подошла к двери.

– Привет, Джил, – сказала она. – Неприятности?

– Угу. Только что скончался мой друг. Я подумал, что тебе лучше бы знать об этом, – я передал ей чашку кофе.

Она кивнула. На сегодняшний вечер у нас планировалось свидание, и случившееся изменило бы его характер. Зная об этом, она слегка прощупала меня.

– Господи! – воскликнула она, отшатнувшись. – Как… как ужасно. Я страшно сожалею, Джил. Свидание отменяется, не так ли?

– Если только ты не хочешь присоединиться к церемониальной попойке.

Она решительно покачала головой.

– Я его не знала. Это было бы неправильно. Кроме того, ты будешь барахтаться в собственных воспоминаниях, Джил. Большая их часть будет личной. Тебя будет коробить сознание того, что я рядом и зондирую тебя. Вот если б здесь был Гомер Чандрасекхар, другое дело.

– Мне хотелось бы, чтоб он был рядом. Он бы устроил попойку в собственном стиле. Может даже с какой-нибудь из девушек Оуэна, будь они поблизости.

– Ты знаешь, что я чувствую, – сказала она.

– То же, что и я.

– Я хотела бы помочь тебе.

– Ты всегда приходишь на помощь, – я глянул на часы. – Твой перерыв на кофе почти окончен.

– Надсмотрщик за рабами, – Жюли ущипнула меня за ухо двумя пальцами. – Окажи честь другу, – добавила она и вернулась в свою звуконепроницаемую комнату.

Она всегда приходит на помощь. Ей даже нет необходимости разговаривать. Одно лишь сознание того, что Жюли прочитала мои мысли, что кто-то меня понимает… этого достаточно.

Наедине с собой, ровно в три пополудни, я начал мою церемониальную попойку.

Церемониальная попойка – обычай новый, еще не связанный условностями. Нет установленной продолжительности. Не следует произносить каких-либо определенных тостов. Участники должны быть близкими друзьями покойного, но их число не определяется.

Я начал в “Луау”, где струилась вода и все было залито холодным голубым светом. Снаружи было три тридцать дня, а внутри – вечер на Гавайях многовековой давности. Помещение уже наполовину заполнилось. Я выбрал угловой столик с достаточным простором вокруг и заказал грог. Он прибыл – холодный, коричневый, пьянящий, с соломинкой в конусе льда.

На церемониальной попойке по Кубсу Форсайту, в одну черную ночь на Церере четыре года назад нас было трое. Веселенькая была компания – Оуэн, я и вдова нашего третьего члена экипажа. Гвен Форсайт винила нас в смерти мужа. Я только что вышел из больницы, с правой рукой, кончавшейся у плеча, и обвинял всех – и Кубса, и Оуэна, и себя, всех вместе. Даже Оуэн сделался угрюмым и погруженным в себя. Мы не могли бы подобрать менее подходящей троицы и ночи.

Но обычай призывал, и мы собрались. Тогда, как и сейчас, я углубился в собственную душу, в которой зияла рана, нанесенная гибелью напарника, гибелью друга. Обратился мыслями вспять.

Джилберт Хэмилтон. Родился в семье плоскоземельцев, в апреле 2093 года , в Топике, штат Канзас. Родился с двумя руками и без всякого следа невероятных талантов.

Плоскоземелец. Так жители Пояса называют землян, особенно землян, никогда не бывавших в космосе. Я не уверен, что мои родители когда-либо всматривались в звезды. Они управляли третьей по размеру фермой в Канзасе – десять квадратных миль пахотной земли между двумя широкими полосами города и двумя лентами скоростных шоссе. Мы были горожанами, как и все плоскоземельцы, но когда толпы надоедали мне и моим братьям, у нас имелись обширные пространства, чтобы побыть наедине. Игровая площадка в десять квадратных миль, и ничего нас не стесняло, не считая посевов и автоматической техники.

Мы глядели на звезды – братья и я. Из города звезд не видно, огни их скрадывают. Даже в полях их не разглядеть над освещенным горизонтом. Но прямо над головой они были на месте – черное небо с рассыпанными яркими точками, а иногда и с плоской белой луной.

К двадцати годам я отказался от гражданства ООН и стал поясником. Я жаждал звезд, а правительство Пояса управляло большей частью Солнечной системы. Среди скал таились баснословные богатства, принадлежавшие разбросанной цивилизации из нескольких сот тысяч поясников; и я жаждал своей доли.

Это было нелегко. Получить лицензию на одноместный корабль я мог только через десять лет. А пока я должен был работать на других и учиться избегать ошибок прежде, чем погибну из-за них. Половина плоскоземельцев, отправившихся в Пояс, погибают в космосе до получения лицензии.

Я добывал олово на Меркурии и редкостные химические соединения в атмосфере Юпитера. Я сгребал лед в кольцах Сатурна и ртуть с Европы. Как-то пилот ошибся, причаливая к новому астероиду, и вернуться домой мы смогли бы разве что пешком через космос. Тогда с нами был Кубс Форсайт. Он умудрился починить коммуникационный лазер и навести его на Икар, откуда за нами прислали помощь. В другой раз механик, обслуживавший наш корабль, забыл заменить поглотитель, и мы все дико охмелели от алкоголя, накопившегося в воздухе. Через шесть месяцев трое из нас поймали этого механика. Я слышал, что он выжил.