Теодор Старджон - Гибельдозер (Killdozer)

Том посмотрел на него и почесал в затылке. Ривера соскочил с бульдозера и стал рядом с ним. Какое-то время они молчали.

Это был грубый прямоугольник, огромный кирпич, один конец которого был обломан где-то под углом в тридцать градусов. А на противоположном конце были параллельные полосы, такие оставляет на стволе дерева пила. Размером камень был 3 х 2 х 2 фута, и весил должно быть шесть-семь сотен фунтов.

— Так, — произнес Том, выпучив от удивления глаза. — Эта штука никогда не росла здесь, а если и росла, то уж точно не могла вырасти такой.

— Уна пьедра де уна каса, — тихо сказал Ривера. — Том, это ведь было здание, да?

Том вдруг повернулся и посмотрел на курган.

— А здесь и сейчас есть здание — или то, что от него осталось. Бог знает, какое оно старое…

Они стояли там в медленно меркнущем свете, стояли и смотрели на курган. Откуда-то появилось ощущение давления, как будто вокруг не было ни дуновения, ни звука. Но ветер-то был, а за их спинами что-то бормотала на холостом ходу Дейзи Этта и ничего не изменилось и — может быть, именно это? То, что ничего не изменилось? То, что здесь ничто не хочет, не может измениться?

Том дважды открывал рот, чтобы заговорить и тоже не мог или не хотел — он не знал, что именно. Ривера внезапно опустился на корточки, спина прямая, глаза широко открыты.

Стало очень холодно.

— Холодно, — пожаловался Том и собственный голос показался ему хриплым. А с моря дул теплый ветер и теплой была земля под ногами Риверы. Холод был не просто недостатком тепла, а отсутствием чего-то еще — быть может, иного тепла, присущего только жизни. Ощущение давления росло, как будто оно началось c осознания странности этого места, а возросшая чувствительность людей только усиливала его.

Ривера тихо произнес что-то по-испански.

— Ты на что смотришь? — спросил Том.

Ривера круто повернулся, дернул рукой, будто пытаясь защититься от резкого голоса товарища.

— Я… тут не на что смотреть, Том. Я однажды уже чувствовал что-то такое. Только я не знаю… — он покачал головой. Глаза его были распахнутыми и странно пустыми. — И после этого была жуткая гроза, — его голос пресекся.

Том схватил его за плечо и рывком поставил на ноги.

— Малыш, ты, что, ошалел?

Ривера улыбнулся почти нежно. Над верхней губой блестели мелкие капельки пота.

— Со мной все в порядке, Том. Я только напуган, как черт знает что.

— Ну так беги от ужаса вон на ту кошечку и начинай работать! проревел Том. И потом добавил, уже спокойнее. — Я знаю, что-то нечисто да, нечисто, малыш. Но все эти чувства не помогут нам построить взлетную полосу. И по-любому, я знаю, что делать с собакой, когда она сходит с ума. В твоем случае это тоже должно сработать. Гони к этому кургану и посмотри, не валяется ли там для нас куча таких камней. Нам ведь еще надо засыпать болото.

Ривера заколебался, начал было что-то говорить, сглотнул и медленно пошел к Семерке. Том наблюдал, как он идет, одновременно пытаясь защитить свой мозг от неощутимого присутствия чего-то, чего-то близкого и очень холодного.

Бульдозер уже тыкался носом в курган, фыркал, и это вдруг напомнило Тому, что испанское название машины — «руерко» — свинья, или вернее, кабан. Ривера зацепил край кургана режущей стороной лезвия. Грязь и пыль взлетели в воздух и стали медленно оседать по обе стороны машины. Юноша уже срезал кусок земли, сбросил его за курганом, развернулся и пошел за следующим.

Через десять минут Ривера натолкнулся на камень. Взвизгнула марганцовистая сталь лезвия, из-под режущего края поднялся серый дымок. Когда машина прошла, Том наклонился и осмотрел камень. Тот выглядел так же, как предыдущий, который они нашли на плато — и обтесан был точно так же. Но здесь была стена и камни были притерты друг к другу — выступы к выемкам.

И холодные, холодные как…

Том глубоко вдохнул и вытер пот, заливавший ему глаза.

— Не имеет значения, — прошептал он. — Мне нужен этот камень. Мне надо засыпать это болото.

Он встал и знаком показал Ривере, подвести лезвие туда, где в стене была трещина.

Семерка чуть не врезалась в стену и остановилась, Ривера переключился на первую скорость и опустил лезвие. Том заглянул ему в лицо. Губы юноши были белыми. Он сдвинул рычаг, лезвие дрогнуло и острый угол вошел прямо в трещину.

Бульдозер протестующе взревел и начал раскачиваться из стороны в сторону, будто балансируя на конце лезвия. Том спрыгнул с дороги, обежал машину сзади, а она стояла теперь почти параллельно стене, выскочил на открытое место и, не отрывая взгляда от сверкающего лезвия, поднял руку, чтобы подать сигнал. А затем — одновременно — все и случилось.

Словно вырываемый зуб, блок зашатался и вывернулся из стены, полетел, вращаясь, увлекая за собой соседний. Камень над ними рухнул в образовавшийся просвет, весь курган затрещал и начал оседать. И что-то вырвалось из черной дыры между камнями. Что-то. Какой-то туман, только невидимый туман, нечто огромное, но неизмеримое. И с ним пришла новая волна холода, который не был холодом, и запах озона и треск сильного статического разряда.

Том оказался в пятидесяти футах от стены, прежде чем понял, что бежит. Он остановился и увидел, как Семерка вдруг резко стала на дыбы, словно дикая лошадь, как летит с водительского кресла, переворачиваясь в воздухе, Ривера. Том прокричал что-то нечленораздельное, кинулся к юноше, распростертому на жесткой траве, поднял его на руки и побежал. И только тогда осознал, что бежит он от машины.

А бульдозер действительно выглядел жутко. Его капот опускался и поднимался. Машина медленно, с воем, отползала от кургана, бешено мигали лампочки на контрольной панели. Лезвие раз за разом врезалось в землю, оставляя глубокие рубцы, через которые затем с лязгом и рычанием переваливались гусеницы. Семерка описала большую неправильную дугу, развернулась, и возвратилась к кургану, где начала биться в полупогребенную стену, лязгать, царапаться и урчать.

Захлебываясь от недостатка воздуха, Том добежал до края плато, опустился на колени и осторожно положил свою ношу на траву.

— Малыш, малыш, эй…

Длинные шелковистые ресницы задрожали, потом поднялись. Что-то дернулось в груди Тома, когда он увидел закаченные, белые глаза. Ривера длинно, неуверенно вдохнул, потом кашлянул, зашелся кашлем. Его голова ходила из стороны в сторону, билась о землю и Тому пришлось зажать ее между ладонями.

— Ай… Мария мадре… ке ме пасадо, Том, ч-что со мной случилось?

— Ты упал с Семерки, дурачок. Как… как ты себя чувствуешь?

Ривера зашевелился, приподнялся на локтях, мешком опустился обратно на землю.