Ромэн Яров - Компонент гениальности

У Клейна дрожали руки, он никак не мог расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Горацио хрипло спросил:

- А Пират?

- То же самое. Я согласен с давно высказанным мнением, что человек напрасно пошел только по пути создания машин, совершенно отказавшись от услуг животных. Имитация несложных человеческих действий - единственное, что удалось от них получить, - достигается в результате длительной, трудной дрессировки и пригодна лишь для развлечения. Я не говорю о домашних животных - у них условный рефлекс повиновения человеку превратился в безусловный. Но опять-таки рефлекс. А я поставил себе задачу: добиться от животных сознательного мышления.

- Это невозможно, - прошептал Горацио.

- Дрессировкой - да, невозможно. Но и химики не могли решить задачу превращения одного элемента в другой путем простых химических реакций. Им потребовалось изменить строение атома, мне - строение клетки. Мысль человеческая развивалась в процессе труда; но теперь, уйдя так далеко, неужели человек не в состоянии дать хотя бы первоначальный толчок дремлющему уму наших младших братьев?

- Зачем это нужно? - перебил Горацио. - Я выучу медведя ходить по канату без всякой науки.

- О, как нужно, - сказал Кристаль. - В наших руках мозг животных инструмент в тысячу раз более совершенный, чем любая электронная машина. Пробудив в животных хоть небольшой элемент сознательности, мы используем их богатейшие физические возможности. Человек никогда не будет бегать, как антилопа, прыгать, как лев, не сможет иметь силу слона. Что же говорить об обитателях чуждых нам стихий! Какие сведения мы бы получали от морских животных, если бы они могли и хотели с нами делиться?! Я пришел к вам с простым дворовым псом, которого я подверг обработке на своей машине. Я не знал, на что он способен, мне нужны были профессиональные приемы, чтобы выявить это. Результат очевиден.

Клейн встал.

- Я преклоняюсь перед вами, доктор. Но почему вы окружили себя тайной, почему не открылись ни мне, ни моему другу? Я давал бы уроки музыки черепахам и ящерицам...

- А я... - начал Горацио.

Доктор вскочил.

- Почему! Почему! Потому что я ошибся и ясно это вижу. Склонясь над микроскопом, ночи напролет проводя в лаборатории, я не мог думать ни о чем, кроме успеха. Но когда мальчик, чей талант был творением моих рук, начал приобретать все большую известность, а у его родителей закружилась голова, и они перестали со мной здороваться, вот тогда сомнение впервые посетило меня. А нужно ли обществу, основанному на власти денег, обществу, которое не может разумно распределить уже имеющиеся ценности, мое открытие?! Не захотят ли те, кто и так имеет все, завладеть им и не допускать остальных? И вообще благо ли это? Поток золота, хлынувший в Испанию после открытия Америки, не обогатил, а разорил и уничтожил эту страну, потому что люди перестали трудиться. А не хлынет ли на меня поток бездельников, ищущих средств прославиться, не работая? Не произойдет ли девальвация таланта? - Он перевел дух. - Я дожидался вас, Горацио, чтобы поговорить с вами, в тот вечер, когда на вас напали. Когда я увидел эти мрачные фигуры, окружающие вас, ужасу моему не было предела. Я не помог вам, верно, но от моей помощи не было бы толку. Как пьяный, я пришел домой и не спал всю ночь. Я понял, что у вас произошло, но не знал конца. Я думал, что вы все расскажете, и эта банда, нанятая каким-нибудь крупным хозяином, отправится меня искать. В ту ночь мне было стыдно своих детских мечтаний, стыдно своей самоуверенности. Да разве может ученый мечтать о славе как о конечной цели своего труда? И разве могу я создавать гениев? Я могу возместить человеку недостаток любых природных способностей, но гением он от этого не станет. Гения создает воспитание, создает бесконечная, непрерывная работа мысли, создает любовь к людям, ко всему живому. Вот компонент гениальности, который не зависит от меня нисколько. И никогда не будет возможности вызвать его искусственно.

В ту ночь был сильный ветер. Он тряс листья, а мне казалось, что я слышу шаги идущих ко мне. И я боялся уже не топота наемных хулиганов, а осторожных шагов полицейских чиновников. Я приобрел власть над самым совершенным и самым могущественным созданием природы и боюсь этой власти. У меня в конце концов отнимут ее и усовершенствуют несчастным людям мозг для того, чтобы они лучше изобретали орудия разрушения. А животные... Бедные существа, их зачаточного сознания хватит для выполнения несложных дел, но они не смогут определять своего отношения к событиям, определять, где ложь, где правда. Какие это будут свирепые и послушные бойцы в руках алчных, корыстных людей! Вот чего я боялся и почему молчал. Я вижу теперь ясно, что решил всего лишь половину задачи. Вторая половина - сделать так, чтоб от моих трудов человечеству была только польза, - мною не решена. Я не знаю, как прийти к этому; вы, вероятно, не знаете тоже. Но, наверное, есть люди, которые это знают. Я молчал и буду молчать до тех пор, пока не найду таких людей. Ведь должен же кто-то знать...