Роберт Уилсон - «Если», 2000 № 03

— Не важно?

Он еще раз приложился к кислородной подушке.

— Продавцом мог оказаться кто угодно. Даже если бы вы его нашли, то все равно не узнали бы ничего полезного.

— Вы даже не удивлены?

— А вам не приходит в голову, что я знаю больше, чем говорю? — Он печально улыбнулся. — В таком положении я нахожусь впервые, но вы правильно подметили: я не удивлен. Должен вам сообщить, мистер Келлер, что я бессмертен.

Приехали, подумал я. Зиглер оседлал своего конька. На книги ему наплевать. Я пришел за объяснением, а он думает только о том, как бы обратить меня в свою веру.

— Вы тоже бессмертны, мистер Келлер.

Что я делаю здесь, в обществе этой развалины? Я не нашел, что ответить на его слова.

— Объяснить этого я не могу, — не унимался Зиглер. — Во всяком случае, так глубоко, как сей предмет того заслуживает. Но у меня есть одна книжка… Я дам вам ее. — Он встал и, покачиваясь, зашаркал в угол.

Пока он рылся в своих залежах, я еще раз оглядел полки и обнаружил ниже докембрийских отложений оккультизма небольшую прослойку нормальной литературы — первые и, наверное, весьма ценные издания.

А главное, совершенно незнакомые!

Разве в недлинном списке произведений Эрнеста Хемингуэя числится книга под названием «Памплона»? Тем не менее скрибнеровское издание этой неведомой книги красовалось на полке, собирая пыль. А что за «Кромвель и компания» Чарлза Диккенса? Или «Под абсолютом» Олдоса Хаксли?

— Книги, книги… — У меня за спиной стоял улыбающийся Зиглер.

— Плавают между мирами, как послания в бутылках. Держите! Здесь вы прочтете то, что необходимо знать.

Он сунул мне томик в дешевой серой обложке. Карл Созиер «Ты никогда не умрешь».

— Приходите, когда прочтете.

— Обязательно, — солгал я.

— Я так и знала, что вы спуститесь с этой книгой, — сказала мне Дейрдр.

Я постучал пальцем по сочинению Созиера.

— Вы о ней слышали?

— Да, еще когда пришла сюда работать. Мистер Зиглер давал мне экземпляр. У меня уже есть опыт: изредка покупатели возвращаются с вопросами или жалобами, поднимаются наверх, а потом спускаются с этой книгой.

Только сейчас я обнаружил, что оставил все пять книжек у Зиглера. Можно было бы за ними вернуться, но я счел это неудобным. Пришлось смириться с потерей. Не то, чтобы я прикипел к книжкам душой, просто они были единственным вещественным доказательством загадки. Собственно, они сами и были загадкой. Теперь Зиглер вернул их себе. Мне он всучил взамен дурацкий трактат о бессмертии.

— По-моему, это какой-то бред.

— Вроде того, — согласилась Дейрдр. — Параллельные миры и все такое. Странно, что книга не заинтересовала крупные издательства.

— Вы ее читали?

— Честно говоря, я большая любительница такого чтения.

— Вы еще скажете, что она изменила вашу жизнь, — заметил я с улыбкой.

— Она не смогла меня переубедить. — Женщина тоже улыбалась, но я расслышал в ее голосе неожиданную тревогу.

Конечно же, я прочитал книгу.

Дейрдр оказалась права. «Ты никогда не умрешь» была издана подпольным способом, хотя написана недурно — гладко, местами даже занимательно.

Аргументация выглядела подкупающе. Из мешанины Планка, Пригожина и танцующих дервишей выкристаллизовывалось следующее.

Сознание, подобно материи и энергии, сохраняется всегда.

Человек рождается не как индивид, а как бесконечность индивидов, в бесконечном количестве идентичных миров. «Сознание», его «я», тоже присутствует у бесконечного числа существ.

При рождении (или при зачатии — тут Созиер напустил туману) сгусток индивидуальностей начинает распыляться по мере осуществления тех или иных вероятностей. Младенец поворачивает голову не влево или вправо, а сразу в обе стороны. Одна бесконечность миров становится двумя, потом четырьмя, восемью и так далее — по экспоненте.

Вывод? Он в заглавии: смерть невозможна!

Предположим, завтра днем вы очутитесь на пути несущегося на всех парах многотонного грузовика. От вас останется, ясное дело, мокрое место на асфальте. Смерть ли это? С одной стороны, да: одна из ваших бесконечностей прекращает существование; но бесконечность, по определению, подвержена неудержимому делению. Другая ваша бесконечность либо не лезет под колеса, либо вообще сидит дома, либо попадает в больницу и там поправляется. Ваше «я» не умирает, а просто продолжает пребывать в оставшихся телесных оболочках.

Что есть остаток при вычитании бесконечности из бесконечности? Все та же бесконечность.

Субъективный же опыт говорит, что несчастного случая не произошло.

Взять хоть пузырек с клоназепамом, который всегда наготове у моего изголовья. Шесть раз я за ним тянулся с намерением себя прикончить и все шесть раз останавливался.

По большому счету, во всем необозримом множестве миров я, наверное, раза четыре из шести исполнил задуманное. Четырежды мое остывшее, выпачканное рвотой тело предавали земле или огню, а немногочисленные знакомые изображали для порядка скорбь.

Но со мной всего этого не происходило. Личность, по самому определению, не может приобрести опыт собственной смерти. Ибо смерть — конец сознания. А сознание вечно. Закон сохранения сознания, говоря языком физики.

Я — это тот, кого ждет ежеутреннее пробуждение. И так будет всегда. Утро за утром.

Я не умираю. Просто становлюсь все менее вероятен.

Следующие несколько дней я смотрел телевизор, перебирал одежду, приводил в порядок ногти. Пребывал в праздности.

Книжку Созиера я забросил в угол и делал вид, что знать о ней не знаю.

А потом перестал играть сам с собой в прятки и отправился к Дейрдр.

Я даже не представлял, имя это или фамилия. Зато она читала Созиера и умудрилась сохранить здравый рассудок. Мне хотелось подзанять у нее скепсиса.

У Дейрдр был обеденный перерыв. Зиглер не спускался к прилавку, чтобы подменить помощницу; просто дверь его магазина с полудня до часу оставалась запертой.

Жара спала, небо было приятно-голубым, воздух упоительным. Мы с Дейрдр выбрали столик на террасе закусочной.

Фамилия моей собеседницы оказалась Франк. Пятьдесят лет, не замужем, имела собственный магазин, потом в связи с финансовыми затруднениями была вынуждена выйти из бизнеса. Работая в «Файндерз», она одновременно пыталась по-новому организовать свою жизнь. Причины моего прихода были ей ясны.

— Читая подобные книжки, — сказала она, — я проверяю их простыми тестами. Первый: способна ли книжка изменить чью-то жизнь к лучшему? Вопрос сложнее, чем кажется на первый взгляд. Многие будут вас уверять, что нашли счастье в сайентологии или мунизме. На самом деле у них просто сузилось сознание, они не видят дальше решеток своей клетки. Хотя «Ты никогда не умрешь» и не культовая книга, я сомневаюсь, что она сделает хоть кого-то лучше.