Левон Хачатурьянц - На астероиде (Прикл. науч.-фант. повесть— «Путь к Марсу» - 2)

Зашипел, забулькал маленький блестящий агрегат, под давлением выбрасывая тонкую струю в чашку. Щекочущий, пряный аромат разлился по комнате. Кофе у Марины, как и всегда, отменный.

— Вам как обычно?

— Да, сахаром не злоупотребляю. И крепко же падают эти твои…

— Боюсь, что скоро начнутся аварии, — сказала Марина, снимая чашку.

Виктор Сергеевич сделал глоток кофе, помолчал… Конечно, такая преданность работе, как у Стрижовой, это совсем неплохо, но… Одно дело, когда специалист решает собственные профессиональные проблемы. Другое — если пытается навязать свою тревогу всем. Взволновать экипаж. А ну как пустяк? Хотя, впрочем, у Марины пустяков не бывает… Нет, наверное, это даже хорошо, когда каждый член экипажа считает, что его вопрос самый важный! На то и командир, чтобы разбираться, быть арбитром…

…Пора что-то сказать, Марина ждет. Она надеется на командирскую мудрость.

— Не знаю, не знаю… Вроде проверки были такие дотошные, даже с насморком не допустили бы на астероид, не то что с расстройством нервов…

— Виктор Сергеевич, — она опустила глаза и отставила чашку. — Я думаю, это началось здесь.

— Господи, да чего же им не хватает?!

Для него мир был уже не таким светлым, как пять минут назад, когда довольно поглаживал он дубовые перила лестницы. Панин почувствовал будущую опасность, пока неопределенную. Даже вчерашние юбилейные речи и тосты вдруг показались бахвальством. Вот тебе и годовщина!

Вроде бы все на свете предусмотрели медики. Действительно, только туристов водить в их ослепительное царство! Диагностические компьютеры. Машины, дающие прогноз здоровья на год с почти стопроцентной гарантией.

Нейтринные микроскопы. Роботы-хирурги с лазерными скальпелями…

— Думаю, командир, что это вспышка информатизмов.

— А-а, модная болезнь. Ты уверена?

— Я еще ни в чем не уверена, — это первые данные.

Первые данные… Как будто немного отлегло от сердца. Может быть, ничего страшного и нет. Виктору Сергеевичу всегда казалось, что вместе с разговорами о модных заболеваниях начинаются преувеличения.

Кажется, первыми раздули сенсацию научно-популярные журналы. «Нервный рак» — были и такие оглушительные названия… Неведомая опасность. Враг, подкрадывающийся изнутри и наносящий внезапный удар. Бодрый, вполне здоровый человек начинает терять интерес к любимой работе. Она не доставляет ему радости; он выполняет самые легкие задания кое-как, с отвращением. Падает тяга к активной, полноценной жизни. Скудеют чувства.

Растет ненависть к самым близким людям; они тоже становятся обременительными… Человек замыкается. Впереди — безумие или самоубийство…

Психофизиологи разобрались в «феномене порога тысячелетий». Вспышки болезни были просто ответами перегруженного мозга и нервов на водопад сведений, невиданный в прежние времена, на постоянное напряжение интеллекта. Информатизм проходил бесследно, если больной хотя бы на короткое время менял характер работы, место жительства, круг знакомых… На астероиде это было невозможно. Нет, не дай бог, чтобы информатизм.

— Ладно, — вздохнул Панин. — Давай разбираться. Когда началось?

— Седьмого апреля, это я могу сказать точно. — Марина склонилась над плечом Виктора Сергеевича, ее волосы касались виска командира, палец с коротко остриженным ногтем уткнулся в график. — Это кривая обобщенного психофизиологического критерия, это — производительности…

— Знаю, дальше.

— Здесь они расходятся.

— Откуда поступил первый сигнал?

— С шестого бурового комплекса.

— А-а, вот оно что! — Виктор Сергеевич так резко повернулся к врачу, что лента взлетела и повисла под потолком, а сам командир еле удержался за подлокотники. Марина, отшатнувшись, также оказалась парящей в воздухе, но использовала «взлет», чтобы подплыть к графику и схватить его… Панин поймал себя на том, что любуется гибкостью ее движений.

— Это не там придавило грузом Хосе Альгадо?

— Там, командир. Кстати, потому и придавило, что у Альгадо уже был цветущий информатизм. Раздражался по мелочам, набрасывался на людей.

Истерика за истерикой. Я тогда не сделала никаких обобщений.

— А сейчас? — Панин набрал воздуха, ему было нелегко задать следующий вопрос: слишком многое зависело от ответа Марины. — Скажи, пожалуйста, сейчас это явление вышло за пределы шестого?

— В том-то и беда, командир.

Да, именно так, прямо, почти не мигая, не то с вызовом, не то с мольбой смотрела на него Марина, когда вокруг их «Вихря» смыкалась туча смертоносных обломков. Помоги, командир. Подскажи, командир.

Он заставил себя допить остывший кофе, наверное, чтобы успокоить Стрижову. Она тоже машинально пригубила чашку-«грушу» и опять взглянула на командира.

Чандра Сингх закрыл глаза, бессильно откинулся на спинку стула. Руки его, повиснув, коснулись пальцами ковра.

Сегодня сбылась мечта. Сегодня оправдались надежды студенческих лет. Недаром рвался Чандра в космос, и путешествовал на транспортниках между орбитальными домами, и прошел двойную стажировку, желая попасть на астероид, — в индийском центре подготовки, а затем в советском, потому что выводам советских врачей доверял особенно. И был счастлив, когда в соответствующей графе его формулятора русский медик начертал: «Годен без ограничений».

Чандра Сингх вызвал на бой невесомость. С усидчивостью, неведомой европейцам, собранный, подобно йогину, молодой физиолог ставил опыт за опытом. Во время длительного пребывания в невесомости из костей «вымывается» кальций и засоряет кровь. Это грозное нарушение обмена веществ, барьер на пути к сверхдолгим и сверхдальним перелетам. Чандра хотел остановить вымывание кальция. Все яснее видел он, какие препараты следует применять…

Сиреневым светом мерцал экран микроскопа перед закрытыми глазами Сингха. Спешили по извилистому руслу, теснились прозрачные тельца, плыла вязкая масса. Идет гормональный поток от паращитовидных желез. Сегодня — день успеха. Подопытная обезьяна, опутанная трубками и проводами в недрах прибора, не подозревает, что она — первенец среди живых существ, не боящихся невесомости. Но победа не радует Чандру.

Он разом открыл глаза — черные, отчаянные, полные слез. Схватился за рукояти наводки. Нет, он не поддастся! Его воля сильнее, чем эта проклятая, невесть откуда навалившаяся, чудовищная усталость…

Чандра попытался поставить огненную точку — метку — в середину главного потока, чтобы потом следить за течением. Эксперимент! Да будь он неладен, этот эксперимент, поглотивший всю его жизнь! Лучше бы он просто лечил людей, растил дочь и сына, любовался медленным погружением солнца в воды родной Джамны… Как плакала сегодня утром бедняжка Амрита, когда он пожаловался на усталость, на непреодолимое отвращение ко всякому труду. Амрита предвидит горе. Природа дала его жене особую чуткость.