Пирс Энтони - Пятиножка

– Тетя, ты покажешь мне сейчас тост? – воскликнула Офелия, пританцовывая перед аппаратом.

– Боже мой, милая! Неужели ты хочешь сказать, что у тебя дома никогда не делают тостов? Сейчас мы этим займемся, – она встала и повернулась к машине. – Тостер: вперед и на середину!

Машина прокатилась несколько дюймов и в нерешительности остановилась.

– Хозяйка обращается ко мне? – громко пророкотала она.

– Не называй меня «хозяйкой», ты, жестянка набитая. По крайней мере, не таким мужским голосом. Да, я имею в виду тебя. Иди сюда.

Машина выехала на середину комнаты и прочистила свой громкоговоритель.

– Я ваша новая Сервисная Трибуна, – объявила она женским голосом. – Я первоклассный робот-домохозяйка, модель Т-ноль. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Разумеется можешь, – решительно сказала мисс Портер. – Я мисс Эдилейн Портер, твоя новая хо... твоя новая владелица. Я хочу, чтобы ты приготовила два самых вкусных тоста с маслом и джемом.

– Прошу прощения, – переспросила машина, – хозяйка имеет в виду хвост?

– Я сказала тосты, чертовы железка. Две штуки.

Трибуна пришла в недоумение.

– Может быть, если хозяйка опишет, что она хочет...

– Я хочу два кусочка хлеба, подогретые так, чтобы они поджарились, и намазанные сверху сбитым молоком коровы. Это понятно, электронная твоя башка?

– Хозяйка должна знать, что хлеб не производится уже несколько лет, – возразила Трибуна. – А зоопарк вряд ли позволит прикоснуться к своим драгоценным вымирающим коровам...

Мисс Портер топнула ногой.

– Да будет тебе известно, что мне сто десять лет, я не меняю своих привычек, и я получу свой тост. Говорю тебе в последний раз. Как там тебя зовут?

Машина привстала на роликах.

– Сервисная трибуна, СТ. Модель Т-ноль.

– Так вот, сделай мне Т-ноль – СТ, ТОСТ! Ты понимаешь, глупая железка?

Машина погрузилась в свои мысли и защелкала. Наконец она приняла решение.

– Если хозяйка настаивает на бессмысленной или нелогичной команде, необходимо сопроводить ее в клинику для психиатрического освидетельствования.

– Она правда может это сделать, тетя, – испуганно сказала Офелия. – У этих моделей Т-ноль есть специальные...

Мисс Портер похлопала девочку по руке.

– Настойчивость свойственна глупцам, – процитировала она. – Я настойчива, но не глупа. Я знаю, как обращаться с упрямыми машинами.

Она открыла свой кошелек и достала какой-то маленький предмет.

– Тетя, это же мегаваттный разрыватель! – воскликнула Офелия.

– Конечно, милая, – она включила его и с силой хлопнула им об машину.

– Но он же сожжет компьютерные схемы!

– Конечно, милая!

– Но ведь она не сможет отвечать на звонки, делать покупки, развлекать тебя, – сказала Офелия. – Она ничего не сможет делать.

Мисс Портер засмеялась, беззаботно выбрасывая уже ненужный разрыватель.

– Ты ошибаешься, милая. Лишившись своих суперсовременных, внушенных мужчинами новшеств, она вернется к ограниченным функциям своих предков. Короче говоря, она сделает ТОСТ.

– Ддд, ххозяйка, – послушно прожужжала машина. Несколько минут внутри у нее что-то журчало и пощелкивало. Очевидно, там происходило нечто очень сложное. Наконец, открылось окошко, и в нем появилась тарелка с двумя горячими тостами, намазанными маслом.

– Очень хорошо, Трибуна, – похвалила мисс Портер, похлопав машину по куполу.

– Спасибо, хозяйка, – угодливо ответила та.

Мисс Портер взяла тарелку и дала один тост племяннице.

Офелия взяла его и осторожно откусила.

Вдруг лицо девочки просветлело.

– Тетя! – воскликнула она. – Как вкусно!

ПЯТИНОЖКА

К началу 1963 года наше положение стало отчаянным. Жена не могла найти постоянную работу – ей отказывали на основании «слишком высокой квалификации» – и мы боялись, что мне придется завершить свои годичные литературные каникулы уже через полгода, несмотря на то, что один рассказ был продан. Вы же знаете, писатели и их семьи не одним святым духом питаются. Но потом жене все-таки удалось получить работу в «Сен-Питерсбург таймс», и на какое-то время мы успокоились. Тем не менее не всегда получалось писать регулярно: вдохновение приходит не по расписанию. У меня это был первый и, пожалуй, единственный приступ самой тяжелой профессиональной болезни – когда тебе не пишется. Я с головой погрузился в переписку – около 40000 слов в месяц – составил обширный указатель книжных обозрений (потом его пиратским образом захватило одно издательство) и старался, чтобы между журналами постоянно циркулировал хотя бы один рассказ. За тот год я научился-таки бороться с этой писательской болезнью и больше никогда ей не болел. И наконец, в июне 1963 года, через несколько месяцев после моего первого успеха, был опубликован еще один мой рассказ. Это был научно-фантастический рассказ в несколько тысяч слов. Мне заплатили за него 140 долларов, по два цента за слово. Расценка была неплохая, и я почувствовал возбуждение. Рассказ напечатали в ноябрьском номере «Эмейзинг Сториз», а спустя шесть лет его опубликовали еще раз. Я убежден, что в этом рассказе есть та новаторская фантазия и логика, что характерны для моих научно-фантастических романов, и он мне нравится. Я не могу понять, почему журнал «Гэлакси» его не принял, а «Эмейзинг сториз» взял. По правде говоря, все мои десять первых опубликованных рассказов сначала получали отказы, а потом печатались в других местах. Может быть, у меня тоже «слишком высокая квалификация».

Одно замечание по редактированию: у редакторов журналов есть привычка вставлять в авторский текст ничего не значащие пустые строки. Возможно, пустые строки придают им уверенности. Поэтому, если вы будете встречать в остальной части этой книги такие места, прошу вас не винить меня, в моем рассказе нет ни пустых строк, ни неозаглавленных разделов.

Вмятина в земле была глубиной два дюйма и диаметром девять футов. Она была плоская и гладкая, на дне ее песок и грязь перемешались с опавшими листьями и гнилыми стеблями. Четко срезанные края обнажали часть рыхлого пласта земли, проходящего под лесом, и по ним можно было догадаться, какая тяжесть давила на это место, впечатываясь в землю.

Это был отпечаток ноги или копыта или чего-то еще – короче говоря, того, что касается земли, когда животное передвигается. Один отпечаток...

Чарльз Тиннерман хмуро покачал головой. Один отпечаток мог бы быть причудой природы. Этот же был одним из многих, то есть это следы. Они отстояли на двадцать-тридцать футов друг от друга – огромные и ровные; в центре каждого были круглые ямки, как будто выдавленные полуярдовыми пальцами. Иногда в них попадались раздавленные черви.