Ион Хобана - Открывая Итаку

Космический корабль вспарывал дрожащий блеск волн.

— Система Росс 614, — сказал несколько часов тому назад молодой. — Планета сплошь покрыта водой.

— Росс 614, — повторил астронавт, и на лбу собрались морщины, словно от мучительного усилия найти отзвук, забытый где-то в руинах его памяти.

— Вы были здесь тридцать лет назад. В бортовом журнале сказано: «Научно-исследовательские космические корабли должны были бы мочь работать в любой среде» Как видите…

Астронавт бросил на него долгий взгляд, словно бы сомневаясь, что некогда сказанное им может хранить чья-то чужая память.

Странные тени проходили по экрану. Он хотел бы приглядеться к ним, но указатели сонара вычерчивали колебания совершенно необычного размаха. Корабль замедлил спуск и завис в жидком воздухе.

— Препятствие?

Вместо ответа молодой включил прожекторы, и из мрака выступило совершенно фантастическое подводное поселение с массивными зданиями, куполами и башнями различных форм.

— Водная цивилизация?

— Нет. Четвертая экспедиция Центра Галактических Исследований нашла здесь богатые залежи урана.

В свете прожекторов видны были работающие экскаваторы и бурильные машины, сплетение труб, по которым руда поступала в элеваторы с прозрачными стенками.

Астронавту внезапно захотелось присоединиться к невидимым шахтерам, сверлить вместе с ними подводный грунт, искать источники энергии для заводов и космических кораблей Земли. Он сказал себе, что это было бы так же увлекательно, как открывать новые миры, как его вечное блуждание в Космосе…

— Альфа Ориона, или, если хотите, Бетельгейзе. Объем этой звезды почти в пятьсот раз превышает объем нашего солнца.

Молодой замолчал, чувствуя на себе тяжелый взгляд астронавта. Взгляд, преследовавший его и позже, когда они тащились в пустыне, разыскивая возможные формы жизни.

— Относительная масса — 0,1. Гравитационный показатель высокий. Атмосфера — метан и аммиак.

Они шли по пустыне, изнемогая под тяжестью своей космической одежды. Вокруг — волны лилового песка, застывшие в наступлении на несуществующий берег. Солнце еще не зашло, но три аметистовых Луны уже стояли в небе.

— Передохнем минутку, — сказал астронавт.

Они дошли до группы деревьев с лохмами лиловых листьев и прислонились, отдыхая, к шершавым стволам, бросавшим на песок длинные тени.

— Сумерки, — сказал тихо астронавт, и его голос, искаженный микрофоном шлема, дрогнул.

Поток сиреневого света пролился с зенита к затуманившемуся горизонту.

— Пора возвращаться, — сказал молодой. — После захода солнца температура резко падает.

Но не услышал ответа. А когда повернулся к своему спутнику, увидел, что тот стоит неподвижно, сняв шлем, погруженный в глубокую задумчивость, смягчавшую суровые черты его лица.

Со смешанным чувством облегчения, радости и смущения молодой тоже снял шлем и вдохнул всей грудью запах пальм, сухой и чистый воздух Сахары. «Понял ли он уже во время нашей первой остановки на берегу Амазонки? Или в глубинах Тихого океана?..»

Освободившись от мрачного очарования колдовского напитка заката, солнце растаяло с последним золотистым вздохом. Луна и два ее рукотворных спутника заблестели ярче. На небе проступало мерцание далеких звезд. Астронавт посмотрел на них и обратил свой взор на Землю, манившую ласковым теплом и несказанной красотой.

Голос прошлого[2]

Где-то справа, в неясном освещении сумерек Нил плавно катил свои воды. Он казался сонным, ленивым, будто ему навеки суждено было оставаться в его просторном русле. Но через несколько месяцев, когда большая Ассуанская плотина…

— Послушай, молодой человек…

Игорь очнулся, поняв лишь тогда, что вертолет застыл над пустыней.

— Ты тут размечтался, — продолжал профессор, — а мы чуть не потеряли сегодня последний след!

— Простите, Николай Петрович…

Игорь склонился над экраном. Отраженные скрытыми стенами ультразвуки зарегистрировали странные контуры: три параллельные линии, чуть изогнутые к концам.

Профессор размышлял, посасывая конец трубки из пемзы. Ему хотелось бы зажечь ее и шагать из угла в угол, заложив руки за спину, как он делал в своей квартире на улице Горького… Коротко решил:

— Немного выше!

Тройной пропеллер увеличил число оборотов, превратившись в огромный дымчатый диск. Вертолет начал подниматься.

На экране параллельные линии росли и изгибались, как тетива, натянутая невидимой рукой. Затем их вершины начали сближаться.

— Что скажешь, Игорь?

Юноша провел кончиком языка по пересохшим от волнения губам. Линии превратились в пояса. В три концентрических пояса. Посредине темнело прямоугольное пятно.

— М-да, — пробормотал профессор, — но очень-то схоже с…

Повысив голос, он обратился к пилоту:

— Запиши координаты! Мы вернемся завтра со всем необходимым. В первую очередь, с людьми.

Юсеф кивнул головой:

— В Абу Симбеле очень нуждаются в землекопах… Может, найдем там внизу.

Последив за его взглядом, профессор и Игорь обнаружили сквозь все более густой покров сумерек нагромождение жизни.

— Хорошо, — согласился профессор. — Спустимся. Село, вернее хутор, теснилось на обочине полей. Не было видно ни одной тропы.

— Каждую пядь земли обязательно засевают, — пробормотал Юсеф. — И все же призрак голода витает над нами. Вот когда будет возведена плотина, тогда у нас будет вдоволь орошаемой земли. Тогда и тропинки проложим.

Сказал и пошел искать омдеха.

— Я заинтригован, Николай Петрович, — признался Игорь. — Эти расположенные по кругу стены…

Но профессор не был расположен к разговору. Пробормотав что-то невнятное, он продолжал набивать трубку ароматным табаком.

В темноте раздался вой шакала. Так они выли в Абу Симбеле, рыща вокруг большого археологического лагеря. В первое время ассистент Игорь Никитин укрывался с головой одеялом, чтобы не слышать их воя. Да и не только он. Многие исследователи, которые ответили на призыв правительств Объединенной Арабской Республики и Судана, впервые попали в пустыню. Они приехали отовсюду, вдохновленные идеей спасти некоторые уникальные свидетельства прошлого. Они привыкли и к шакалам, и к сворам собак в селах, к суховею и зною. Работали день и ночь, посменно, стараясь вырвать из объятий песков как можно больше сокровищ.

Юсеф вернулся с омдехом — низкорослым сухощавым человеком, который совмещал обязанность старосты, судьи, писца и, в случае необходимости, врача. Одет он был в бедный наряд феллаха: тюрбан и рубаху до колен.