Андрэ Нортон - Лондонский мост

— Я слишком большой — может быть, и я слишком старый — может быть. Но я могу стараться до тех пор, пока не получится! Даже если тогда я превращусь уже в такое старичье, как ты! Поэтому…

Я отвернулся от него и пошел прямо к той линии цветных плит, по которой шли они, и встал там, а он смотрел, слегка склонив голову набок, словно прислушивался, но не ко мне. Под моими ногами вспыхнули огни. Он все время смотрел. Я собирался показать ему, что буду делать то, что сказал — ходить взад-вперед, пока не провалюсь через дыру в полу.

Однако я прошел, и ничего не случилось. Поэтому я развернулся, вернулся назад, готовый начать сызнова.

— В этот раз, — произнес я, — ты скажешь громко и ясно — ты скажешь все, как в прошлый, когда ушли малыши.

Сначала он затряс головой, отступил назад и замахал руками, отгоняя меня. Но я стоял, не двигаясь. Я почти боялся, что он исчезнет, что меня бросят одного в этом огромном пустом зале, где не откроется для меня никаких ворот. Но теперь он не выкинул этого фокуса с исчезновением.

— Орри… — подсказал я.

Наконец он вздрогнул. Видно было, что он понимал — я в растерянности. Да, так оно и было. Поверить — значит увидеть, правда? Я старался думать, что это поможет мне так же, как малышам, и пошел по этим мигающим плитам. Считалка наставил на меня палец.

— Эрри, орри, дин и дон.

Я закрыл глаза. Это должно привести меня к Марси. Я должен — поверить — и отчаянно цеплялся за это.

Тише, мыши, Николас Джон.

Пушистый кот,

Английский флот,

Раз, два, три…

Я верю! Марси… я иду!

…Выходи!

Это было ужасно. Все крутилось и вертелось, но не снаружи, а внутри меня. Я держал глаза зажмуренными и думал о Марси и что обязан найти ее. Потом я упал, рухнул плашмя. А когда открыл глаза, города не было!

Зато было голубое небо и вещи, которые я видел в телезаписях — трава, когда она была еще зеленой, а не чахлой и бурой, как на последних записях перед тем, как город закрылся навсегда. Были цветы, а над головой летали птицы… Настоящие живые птицы.

— Чудесно!

Стоя на коленях, я обернулся. Рядом стоял Считалка, но сияние, окружавшее нас в зале, исчезло. Он выглядел просто как обычный старик, настоящий усталый старик. Но он улыбался и махал мне рукой.

— Мальчик, ты даешь мне новую надежду. Ты — первый своего возраста и пола. Несколько девушек сумели пройти, но у них от природы больше воображения.

— Где мы? И где Марси?

— Ты Снаружи. Посмотри вон туда, — он показал, а я посмотрел. Там было большое серое пятно мрачного вида, портящее яркость травы и синеву неба. Мне не хотелось задерживать на нем взгляд.

— Вот он — твой город, последняя надежда человечества, как думали эти бедные упрямые дураки, загадившие свой мир. Золото и серебро, железо и сталь, бревна и доски… города строились и перестраивались тысячи лет. Их мосты рухнули и лежат в развалинах. А что до Марси и других малышей, они знают, что такое истинный камень, как строить правильно. Ты найдешь их за этим холмом.

— А куда пойдешь ты?

Он вздохнул и огляделся с еще более усталым видом.

— Обратно. Играть в новые игры, охотиться за новыми строителями.

— Послушай! — остановил я его. — Позволь мне только повидать Марси, и я тоже вернусь. Меня послушают. Мы сможем вывести всю орду, и орду Барта тоже…

Однако он замотал головой, прежде чем я договорил.

Раз, два, три, четыре, пять,

Не дано вернуться вспять,

Потом он добавил:

— Раз ты вышел, не пытайся вернуться.

— Но ты можешь.

Он вздохнул.

— Я так запрограммирован. И я могу вывести только тех, кто готов, поверив, увидеть…

— Ты хочешь сказать — Шим, Джек и другие не смогут сюда попасть никогда?

— Не раньше чем они, поверив, увидят. Это и выделяет строителей, готовых начать сначала, из городских слепцов.

Затем он исчез, словно старый фонарь мигнул в последний раз. А я стал спускаться с холма. Марси увидела, как я подхожу. В волосы она вплела цветы, а на руках у нее сидела пушистая зверюшка. Она спрыгнула на землю, когда Марси побежала мне навстречу.

Теперь мы ждем тех, кого приводит Считалка (два дня назад вместе явились Фэнна и Сэм). Я не знаю, ни кто он, ни как он проделывает свою трюки. Когда мы его видим, он никогда не задерживается надолго и не отвечает на вопросы. Мы называем его Николас Джон, а живем мы на Лондонском мосту, хотя это не Лондон и не мост — а просто начало.