Айзек Азимов - Ветры перемен

Еще один пример. Мы умеем разговаривать: сокращаем мышцы языка, губ, щек и нёба так, чтобы производить те звуки, какие хотим. Учение давалось нам с трудом - в детстве, -но теперь мы без особых усилий произносим дюжины слов в минуту. Так как же у нас это получается? Какие движения производятся, чтобы сказать: «Как мы это делаем?» Опишите их тому, кто никогда не говорил, чтобы он повторил эти звуки! Это попросту невозможно.

Однако мы решаем эту задачу. Легко.

Если хватит времени. впрочем, я даже не представляю себе, как описать промежуток, который я имею в виду. Это не время; называйте его «промежуток». Взяв достаточный промежуток без прохождения времени, я научился изменять реальность по своему желанию. Это напоминало детский лепет, но постепенно я овладел связной речью. И научился выбирать.

Конечно, я рисковал. В процессе обучения я мог совершить какую-нибудь непоправимую ошибку; или потребовалось бы внести такие тонкие изменения, которые мне оказались бы просто не под силу. Однако все прошло гладко. Может, именно здесь и мне, наконец-то, сопутствовала удача.

Я начал получать удовольствие от самого процесса - все равно что рисовать картину или ваять скульптуру. Даже больше: я создавал новую реальность. Реальность, которая по ключевым позициям совпадала с нашей. Я не изменился; Адамс остался тем же Адамсом; Мюллер тоже не потерял своих основных характеристик. Университет остался университетом, наука - наукой.

Так неужели ничего не изменилось? Похоже, вы начинаете терять интерес. Вы больше мне не верите. И, если я вас правильно понимаю, готовы посмеяться над моим рассказом. Я слишком увлекся и вел себя так, словно путешествие во времени возможно, и я действительно сделал то, о чем лишь только мечтал. Простите меня. Считайте это игрой воображения, фантазиями. Я говорил о том, что мог бы сделать, если бы путешествие во времени было возможно и если бы у меня в самом деле имелся необходимый талант.

В таком случае - в моем воображении - неужели ничего не изменилось? Должны же быть какие-то перемены; чтобы Адамс, оставаясь Адамсом, уже не годился для роли декана факультета; Мюллер был прежним Мюллером, однако его мечты стать ректором университета и получить Нобелевскую премию развеялись как дым.

А я остался бы самим собой, рабочей лошадкой, никем не любимый и неспособный творить - однако располагающий качествами, которые сделали бы меня ректором университета.

К науке это не должно иметь отношения; требуется опорочить, выставив в самом неблагоприятном свете, двух благородных джентльменов.

Ну ладно. Я не заслужил этих самодовольных и одновременно презрительных взглядов. Насколько я понимаю, вы уверены: ни один из вас не способен совершить отвратительного или гнусного поступка. Откуда же такая уверенность? Нет человека, который при определенных условиях не впал бы в грех. Кто среди нас не совершит серьезного проступка, если искушение будет достаточно сильным? Кто из нас без греха?

Думайте, думайте! Вы уверены, что ваши души чисты? На вашей совести нет ничего постыдного? Неужели ни один из вас ни разу не был близок к преступлению - а спасло вас лишь везение и удачное стечение обстоятельств, а вовсе не ваше благородство? Если кто-нибудь внимательно наблюдал бы за вашими действиями и обращал внимание на удачу всякий раз, когда она приходила к вам на помощь, а один раз встал бы на пути фортуны, вы бы не смогли избежать неприятностей.

Конечно, если бы вы вели бесчестную жизнь, полную обмана, так что люди с отвращением и презрением отвернулись бы от вас, вы бы не достигли столь высокого положения. Вы

давно потерпели бы поражение, и мне не довелось бы переступить через ваши поверженные тела - вас бы попросту здесь не было, и вы не послужили бы мне ступеньками на пути к триумфу.

Видите, как все сложно?

Поэтому моя игра становилась все более волнующей. Надеюсь, вы меня понимаете. Если бы я вернулся назад во времени и обнаружил, что найти решение совсем несложно и одним ударом реально достигнуть цели, то удовольствие было бы немалым, но моя интеллектуальная победа была бы не столь полной.

Если бы мы играли в шахматы и я бы выиграл, поставив мат в три хода, то это было бы даже хуже, чем поражение. Получилось бы, что я выбрал недостойного соперника, опозорившись еще до начала партии.

Нет. Настоящая победа одерживается в борьбе с сильным неприятелем, в результате тонких маневров и сложных комбинаций; когда ты напрягаешь все свои извилины, когда победа достается тебе в мучениях и страданиях, когда заключительный, решающий рывок отнимает последние силы, и ты падаешь, сжимая в руках желанный трофей.

Промежуток, проведенный мной в игре с самыми необычными шахматными фигурами, оказался таким долгим и трудным из-за ограничений, которые я сам же и установил. Я упрямо настаивал не только на конечном результате; нет, я неустанно стремился к тому, чтобы все произошло именно так, как мне хотелось - отбрасывая все варианты, когда что-то меня не устраивало. Мелкую ошибку я расценивал как неудачу; не совсем точное попадание я считал промахом. Только выстрел в яблочко мог меня удовлетворить, на меньшее я не соглашался.

И даже мой успех оказался столь неожиданным, что вы не должны были о нем узнать, пока я вам все не объясню. До самого конца вы будете оставаться в неведении по поводу того, что вас ждет полнейший крах. Вот что.

Но подождите, я кое о чем забыл. Я так старался объяснить вам, что вы, я, университет и наука должны остаться прежними, что не рассказал о других возможных изменениях. Неизбежно возникнут перемены в социальной, политической и экономической сферах, в международных отношениях. Кого могут беспокоить подобные вещи? Уж, конечно же, не нас троих.

Вот чем замечательна наука и ученые, не правда ли? Какое значение для нас имеет президент Соединенных Штатов или итоги голосования в ООН, положение на биржевых рынках или бесконечные политические маневры? Пока наука существует и выполняются законы природы, продолжается игра, в которую мы играем, а фон, на котором все это происходит, -не более чем бессмысленная смена света и тьмы.

Возможно, вы со мной не согласны, Мюллер. Мне хорошо известно, что в свое время вы считали себя частью общества и не раз высказывались по разным вопросам. В несколько меньшей степени то же можно сказать и о вас, Адамс. Вы оба имели возвышенные взгляды на человечество, Землю и прочие абстракции. Насколько серьезными были ваши убеждения? Ведь на самом деле - глубоко внутри - вас это мало интересовало, пока вы имели возможность заниматься своей наукой.

В этом и заключается решающая разница между нами. До тех пор пока мне никто не мешает заниматься физикой, меня не интересует, что станется с человечеством. Я этого не скрываю; все считают меня циничным и бездушным. А вам на все наплевать - втайне. К цинизму и бездушию, характерному для меня, вы добавляете лицемерие, которое скрывает ваши грехи, делая их тем самым еще более отвратительными.