Михаил Грешнов - Эла

Молча Виктор захлопнул дверцу кабины.

- Мы улетим?

Эла открыла глаза, посмотрела на Виктора взглядом, как там, на ручье.

- Улетаем?.. - В вопросе была недосказанная мысль, недосказанное желание.

И это был чужой мир, чужая поляна с синими скалами, девушка, принадлежавшая этому миру. Виктор на ее вопросы не мог ответить. "Разве что увезти ее с собой на Землю?.." - мелькнула мысль.

Поднял авиэт в воздух.

Четыре дня Эла с перебинтованной ногой лежала в каюте у Виктора.

За это время Виктор узнал многое о ней и о планете.

Город у подножия холмов вовсе не город. Это питомник, в ячейках которого вызревает музыка - сгустки энергии, которые являются обитателями планеты. Ячейками необязательно бывают кусты и деревья. Ими могут быть твилы.

- Но ты! - воскликнул Виктор. - Ты же земная девушка!

- Для тебя, - ответила Эла. - Ты меня создал своим воображением.

- Я?

- Когда я подходила к тебе первый раз - помнишь? - разве я была такой, как сейчас?"

Виктор, вспоминая, задумался.

- Я могла быть веткой, твидом, - продолжала девушка. - Но ты меня не заметил бы.

Верить или не верить?

- Такая я более понятна для тебя. - Эла приблизила обе руки к себе.

И продолжала рассказывать о планете.

Невидимый народ живет невидимой, неощутимой на первый взгляд жизнью. Живет, любит, рождается, умирает.

- Когда две песни находят друг друга и сливаются в одно, тогда рождается от них третье - избыток их звуковой энергии, силы - назови, как хочешь, рассказывала Эла. - Это дитя. Его помещают в ячейку, и оно начинает развиваться, жить.

- Потом?

- Ячейка исчезает, песня живет самостоятельно. Последнюю фразу Виктор пропускает мимо ушей: пусть исчезает. Его интересует другое:

- Жизнь, тем более разумная, - говорит он, - должна производить что-то материальное, культуру.

- Музыка, - возражает Эла, - разве это не культура? Нам доступны все мелодии, все песни вселенной, математические законы гармонии. Зачем непременно производить? - отвечает она на вопрос Виктора. Мало нам воды, воздуха, всей планеты?..

Наша жизнь, - продолжает рассказывать Эла, беззвучна для тебя. Я могу заставить ее звучать. Хочешь, поговорю с родителями?

- Здесь, сейчас?..

Эла делает жест, и в каюте возникают два голоса: фагот и скрипка.

Эла минуту слушает, потом прерывает музыку.

- О чем ты говорила с ними? - спрашивает Виктор.

- О солнце, о ветре. Хочу туда. - Эла кивает на голубой день за иллюминатором.

- Тебе надо лежать.

- Вынеси меня, - просит Эла.

Виктор несет ее к входной двери корабля.

- Сядем здесь, - говорит Эла. - Нет, нет, подержи меня на руках.

- Я тебя увезу с собой, - говорит Виктор. После разговора в синем ущелье Виктор все чаще думает об этом - увезти Элу с собой.

- Ты еще ничего не знаешь, - возражает Эла.

- Чего не знаю?..

- Я должна пройти Ночь Посвящения.

- Что это значит?

- Поцелуй меня.

- Песня моя! - говорит Виктор.

Но он никогда не слышал, чтобы она пела.

Проходили дни. Эла выздоровела. Они летали с Виктором далеко, любовались планетой.

Но внимание Виктора было обращено на девушку.

В ней происходили тревожные перемены. Она бледнела, худела, на чистом лбу появились морщинки.

- Ничего, - отвечала она на вопросительные взгляды Виктора. - Так должно быть.

Эти слова он слышал в полете, в корабле, в лесу, как сейчас, когда они на поляне-идут вдвоем. И каждый раз все настойчивее он отвечал на них предложением:

- Улетим вместе.

Эла отмалчивалась.

- Улетим!

Они остановились на той же тропинке в город. Виктор глядел в ее бездонные, неуловимо меняющиеся глаза, в зрачки.

- Улетим!.. - твердил как завороженный.

- Почему ты так говоришь? - Эла слегка отстранилась от Виктора. - Ты обо мне ничего не знаешь.

Виктор готов был возражать, настаивать на своем. Закружить ее, унести в небо.

- Хочешь, - сказала Эла, - я сделаю тебя музыкой?

Шутка. Виктор улыбался в ответ.

- Дай руки, - сказала Эла.

Виктор протянул руки. Эла повернула их ладонями вверх.

- Пять пальцев на одной руке, пять на другой. Это гармония? - спросила она.

- Гармония, - согласился Виктор.

- Пальцы - пять тонов гаммы. Ладонь - аккорд. - Эла подняла взгляд выше. Плечи, глаза все это будет звучать.

Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.

Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:

- Слушай!

Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.

Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.

Все это было похоже на бред.

- Дай руки! - сказала Эла.

- Нет... - Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.

- Она не исчезла, - как всегда, угадала его мысли Эла. - Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.

- Нет, - повторил Виктор, - лучше ты улетишь со мной.

Эла засмеялась:

- Люби меня!

Объятия ее становились все горячее, жаднее... Наконец Виктор наметил дату отлета - через месяц.

- Повремени, - попросила Эла.

Виктор прибавил неделю.

- Еще...

- Эла!

- Мне нужно.

- Для чего?

- Все равно не поймешь.

Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.

- Кто это поет? - спросил Виктор.

- У нее Ночь Посвящения... - ответила Эла.

- Ты уже говорила эти слова, - напомнил Виктор.

- У каждого своя Ночь Посвящения.

- Ты отвечаешь загадками, Эла.

Девушка вздохнула в ответ.

- Печалишься? - спросил Виктор.

Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.

- Так надо... - успокаивала она Виктора.

А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.

В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.

О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы - на Иллире не было цветущих растений.

- Все цветы Земли я подарю тебе, - пообещал Виктор.

Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.

Все чаще она вызывала родителей - фагот и скрипка тревожно пели возле нее.

- Плохие вести? - спрашивал Виктор.

- Нет, - уверяла Эла.

- Нам будет легче, когда улетим, - говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.