Александр Соколов - Ланка (Усобица в лето 6883-е)

Враг!

И все же...

- Ты что?! - удивился и рассердился Тавр.

- Не надо... Не трогайте его.

От сильного волнения брызнули из глаз слезы. Рука мальчика все еще судорожно сжимала образок. Потрясенный собственной смелостью, почти не сознавая, что он делает, Ланка стянул с шеи цепочку, обмирая от ужаса под заледеневшим взглядом старшего, протянул Тавру подарок князя.

Расстаться по собственной воле со Стреловержцем было почти выше его сил, но и оставить награду себе, после того, что случилось, после своего заступничества, казалось Ланке неправильным. Все равно отберут. И еще...

- Ну, если... - проговорил он, запинаясь. - Не надо мне ничего. Никакой награды... Пусть только он живет!

- Вот как? - жестко усмехнулся Тавр. - Не знал я, что ты такой... Добро же.

Помолчал немного. Затем сказал, в упор глядя на мальчика:

- Ты хорошо помог нам. Значит, можешь просить для себя все, что захочешь... Можешь просить, - повторил он с нажимом, - но только один раз. Смотри, не ошибись. Значит, ты просишь за этого?..

Отступать было поздно. Ланка обреченно кивнул. Он хорошо понял, что значит "не ошибись"... Но делать было нечего.

- Добро же, - повторил Тавр, уже с явной угрозой. - Ты сделал свой выбор.

Низко опустив голову, Ланка изо всех сил старался не расплакаться.

Тавр, больше не глядя на него, обратился к маскольцу:

- Повезло тебе, гаденыш!.. Дашь клятву Матери, что никому не скажешь о виденном здесь.

Тот, еще не в силах поверить в немыслимое чудо, с благодарностью взглянул на Ланку и торопливо, боясь, что тавларцы передумают, проговорил клятвенные слова, священные для всех раничей. Маскольцев, тавларцев, расков...

- Пусть не даст мне нарушить клятву Святая Хранительница! - закончил он и, облизнув в волнении побледневшие губы, выжидающе посмотрел на Тавра.

- Теперь убирайся! - прорычал тот. - И смотри!..

Масколец поспешно убрался.

В избушке повисла гнетущая, нехорошая тишина. Дружинники смотрели на Ланку осуждающе, чуть ли не с презрением. Воевода лежал в забытьи...

- Ушел этот? - спросил наконец Тавр. Голосом, не предвещавшим ничего хорошего. - Добро. А теперь уходи ты, - бросил он мальчишке. - Думал я тебя к себе взять, да слабоват ты оказался для княжей службы. А предатели нам не нужны.

Горько стало Ланке. Низко опустив голову, он протянул Тавру стиснутый в руке образок.

- Возьмите... - прошептал со слезами в голосе.

- Оставь. За дело дадено, - отстранился Тавр. - Эй, соберите ему чего из припаса...

Ну вот и все... Мальчик упрямо, не разбирая дороги, шагал по высокой лесной траве. Обидно ему было до слез. И жалко... Всего хорошего, что было и что потерял он, расставшись с дружинниками. И себя чуточку. Но к этому сознанию несправедливой обиды и новой потери не примешивалось ни капельки ощущения собственной вины. Ни капельки раскаяния! Ланка почему-то верил, несмотря ни на что, на злые слова и презрение взрослых, он чувствовал, что все, что он сделал, - он сделал правильно! Что иначе нельзя! Вот и Стреловержец на образке, что висит у него на груди, тот тоже не осуждает его, а вовсе наоборот. Ланка знает!

Солнце клонилось к закату. Ланка давно устал от долгой ходьбы. Заметив невысоко от земли просторное дупло в стволе дерева, мальчик не замедлил забраться в это хорошее убежище. Пожевал немного вяленого мяса из дорожного мешка. И быстро, крепко заснул.

Спал он спокойно. И приснился ему удивительный сон.

Громадный сказочный великан в сверкающих на солнце доспехах склонился над радостно удивленным мальчиком. У великана был острый тяжелый меч, длиной в целых десять саженей, и большой круглый щит, с нарисованным на нем черным котом (ростом с хорошего теленка!) с горящими зелеными глазами. Великан улыбнулся, пророкотал громовым голосом:

- Ты мне нравишься, Ланка. Ты храбрый и справедливый мальчик. Будь ты повыше ростом, охотно взял бы тебя в свою дружину. И даже доверил бы тебе свое место. Ты этого заслуживаешь!

Проснулся Ланка с улыбкой на губах. Стояло уже позднее утро. Ночью прошла гроза, а теперь снова солнце сияло приветливо с чистого синего неба. Играло лучами в умытой листве деревьев. Чудесный денек!

Наскоро перекусив, Ланка выпрыгнул из своего гнездышка и весело зашагал дальше. Теперь он знал, куда надо идти. Далеко на севере, в завлажских лесах, стоит храм Отрока-Стреловержца. Он пойдет туда. Это страшно далеко, но Ланка дойдет. Обязательно!

Он не почувствовал на спине чужого недоброго взгляда... Не услышал злого шипения воровской стрелы. И боли совсем не ощутил... Он умер сразу, не успев ничего понять, не успев коснуться лицом внезапно опрокинувшейся земли. Все с той же веселой улыбкой на губах.

Убийца осторожно вышел из-за деревьев. Его неудержимо приманивал к себе мешок убитого им мальчишки. Он нетерпеливо приблизился. Грязный, оборванный человек с бегающими маленькими глазками, недобро взирающими на солнечный мир из-под лохматой свалявшейся гривы...

К мальчику он подойти не успел. Замер на полпути, охваченный диким ужасом, и с воплем рухнул на землю, прикрывая руками косматую голову... Рядом с маленькой, неподвижно лежащей фигуркой, неожиданно появилась еще одна. Возникла из ниоткуда! Светловолосый мальчишка в островерхом богатырском шлеме с крылышками, в серебристой кольчуге, с нагрудной пластинки которой внимательно смотрел вокруг веселый черный котенок. Яростно взмахнул длинным тонким мечом. Словно синяя молния ударила!

Убийца в ужасе закрыл глаза, судорожно вжимаясь в землю. А когда, наконец, осмелился вновь посмотреть на мир, маленького витязя уже не было. Не было и другого, убитого мальчика. Лишь окровавленная стрела лежала на смятой траве. Да медленно плыл невысоко над землей маленький огненный шарик-родия. Летучий огонек Вечных Витязей...

А парнишка-масколец таки не сдержал своей клятвы. Что никому, никогда... И много лет спустя, когда утихли наконец княжеские распри, появилась на стене в самом главном храме стольного града Вольмара чудесная фреска с изображением мальчика-заступника, сумевшего подняться над людской враждой, заслонив от беды пленника, врага. И многие поколения маскольцев, тавларцев, вольмарцев, приходя в этот храм, не раз вглядывались потом в чистые глаза мальчика, искали в нем сходства со своими собственными сыновьями. И многие ранские мальчишки старались быть похожими на него.

А сам он с веселой улыбкой смотрел на них, как живой, с картины славнейшего ранского иконописца, Андри Маскольца.