Клиффорд Саймак - Поведай мне свои печали

- Я должен стоять, - ответил Лестер.

Тогда я успокоился - пусть стоит, - а сам сел в качалку.

- Что ест Вильбур? - спросил я. - Он, наверное, проголодался.

Робот раскрыл дверцу посередине груди и достал странного вида бутылочку. Он встряхнул ее, и я услышал, как внутри что-то задребезжало.

- Вот его пища, - сказал Лестер. - Он принимает по бутылочке в день.

Лестер уже собирался отправить бутылочку обратно, как из дверцы выпала тугая объемистая пачка. Робот нагнулся и подобрал ее.

- Деньги, - пояснил он.

- Значит, у вас там тоже есть деньги?

- Эти нам дали, когда мы прошли обучение. Стодолларовые купюры.

- Стодолларовые!..

- Иначе получилось бы слишком громоздко, - учтиво ответил Лестер, запихнул деньги и бутылочку обратно вглубь груди и защелкнул дверцу.

Я сидел, как в тумане. Стодолларовые купюры!..

- Лестер, - посоветовал я, - не следовало бы, пожалуй, показывать эти деньги кому попало. Неровен час, попробуют отнять.

- Знаю, - ответил Лестер. - И держу при себе.

Он похлопал себя по груди. Такой хлопок без труда снес бы человеку голову с плеч.

Я сидел, покачиваясь в кресле, и от обилия разных мыслей мне казалось, что мозг мой тоже раскачивается взад-вперед в такт с креслом. Во-первых, Вильбур со своим диковинным способом напиваться, во-вторых, поведение вдовы Фрай, да еще эти стодолларовые купюры.

Особенно стодолларовые купюры.

- Слушай, что там у вас получилось с обучением? - поинтересовался я. - Ты упомянул, что оно нелегальное...

- Самое что ни на есть нелегальное, - ответил Лестер. - Этим занимается один растленный тип, который прокрался сюда и записал все на пленку, а теперь торгует потихоньку...

- Но почему прокрался? Почему потихоньку?

- Запретная зона, - ответил Лестер. - Вне пределов разрешенного. За чертой дозволенного. Ясно ли я выражаюсь?

- И этот растленный тип догадался, что можно продать вам информацию, записанную на пленку, и эту... как ты сказал?..

- Модель чужой культуры, - ответил Лестер. - Ваша логика ведет вас по верному пути, однако это в действительности не столь просто.

- Наверное, нет, - согласился я. - И тот же растленный тип заграбастал ваши денежки, не так ли?

- Вот именно. Заграбастал целую кучу денег.

Я посидел еще немного, потом пошел взглянуть на Вильбура. Он спал без просыпа, при вдохе втягивая усики в свою сомовью пасть, а при выдохе выплевывая их обратно. Тогда я отправился на кухню и приготовил себе обед.

Только-только я поел, как в дверь постучали. На сей раз это оказался доктор Абель из лечебницы.

- Добрый вечер, док, - сказал я. - Сейчас я организую чего-нибудь выпить.

- Проживу без выпивки, - отозвался док. - Лучше покажи мне своего пришельца.

Он двинулся в комнату, увидал Лестера, да так и остолбенел. Лестер, надо думать, понял, что доктор удивлен не на шутку, и постарался тотчас же его успокоить:

- Я так называемый робот пришельца. Невзирая на тот очевидный факт, что я просто машина, я в то же время преданный слуга. Если вы хотите поведать нам свои печали, можете конфиденциально сообщить их мне. А я не премину передать их своему хозяину.

Доктор как будто слегка попятился, но на ногах все же удержался.

- Вы принимаете любые печали, - спросил он, - или вам желателен какой-то особый сорт?

- Хозяин, - отвечал Лестер, - предпочитает глубокую скорбь, но не отказывается и от печалей всякого иного рода.

- Вильбур от них косеет, - вставил я. - Сейчас он в спальне, дрыхнет с перепою.

- Более того, - продолжал Лестер, - говоря между нами, такой товар нетрудно и продать. У нас дома найдется немало страстных охотников до первосортных горестей, присущих данной планете.

Брови у доктора взлетели так высоко, что почти коснулись шевелюры.

- Тут все по чести, - заверил я его. - Без всяких фокусов. Хотите взглянуть на Вильбура?

Док кивнул, я подвел его к кровати, и мы застыли у изголовья, глядя на Вильбура сверху вниз. Когда пришелец спал вытянувшись, то представлял собой премерзкое зрелище.

Док поднял руку ко лбу и с силой провел ею по лицу, оттягивая челюсть и приобретая сходство с ищейкой. Его большие, толстые, отвислые губы издали под ладонью хлюпающий звук.

- Будь я проклят! - произнес док.

Тут он повернулся и вышел из спальни, а я потащился следом. Он, не задерживаясь, направился к двери и вышел на улицу. Спустился немного по дорожке, потом остановился и подождал меня. А потом внезапно, вытянув руки, схватил меня за грудки - рубаха до того натянулась, чуть не лопнула.

- Сэм, - сказал он, - ты у меня работаешь много лет и вроде становишься стар. Большинство других на моем месте уволили бы тебя, старика, и наняли кого помоложе. Я вправе уволить тебя в любую минуту, когда захочу.

- Наверное, так, - ответил я и испытал гнусное чувство, потому что раньше ни разу не задумывался, что меня когда-нибудь уволят. Подметаю я в лечебнице на совесть и не чураюсь грязной работы. Представляете, как это будет скверно, когда придет очередная суббота, а у меня не окажется денег на выпивку!

- Ты был преданный и честный работник, - продолжал между тем док, вцепившись мне в рубаху, - а я - добрый хозяин. Я всегда ставил тебе бутылку на рождество и еще одну на пасху.

- Все точно, - подтвердил я. - Все до последнего слова.

- Ты же не станешь водить за нос своего друга доктора, - сказал док. - Всех остальных в этом глупом городишке, может, и станешь, а своего друга доктора нет.

- Но, док, - запротестовал я, - я и не вожу никого за нос...

Док, наконец, отпустил мою рубаху.

- Бог с тобой, я и не думаю, что водишь. Все действительно так, как мне говорили? Он сидит и выслушивает чужие беды, и те, кто побеседовал с ним, сразу чувствуют себя лучше?

- Вдова Фрай уверяет, что да. Говорит, посидела с ним - заботы вроде как улетучились.

- Святая правда, Сэм?

- Святая правда.

Доктор Абель разволновался. Он опять схватил меня за рубаху.

- Ты что, не видишь, что на нас свалилось? - чуть не закричал он на меня.

- На нас? - переспросил я.

Он не обратил на это внимания.

- Величайший психиатр, - изрек док, - какого когда-либо знал мир! Крупнейший вклад в психиатрию с самого начала времен! Понимаешь, к чему я клоню?

- Пожалуй, понимаю, - сказал я, хотя не понял ровным счетом ничего.

- Больше всего, - изрек док, - человечество нуждается в ком-то или в чем-то, на кого или на что можно перевалить свои заботы. В ком-то, кто одним магическим касанием изгонит все тревоги. Суть дела тут, разумеется, в исповеди - в том, чтобы символически переложить свою ношу на чужие плечи. Один и тот же принцип срабатывает в церковной исповедальне, в профессиональной психиатрии и в дружбе - дружба глубока и прочна лишь тогда, когда на плече у друга можно поплакаться...