Пол Андерсон - Ветряки

Такой текст мы разучиваем с детьми по учебникам. И это, разумеется, верно. Но это не вся правда.

Видишь ли, Елена, об этом-то я и хочу сказать, именно поэтому я начал с констатации очевидного: наши усилия — это лишь одна из сил в целом тайфуне различных сил и энергий. Когда я путешествовал, вначале как моряк, потом как сотрудник экологической Службы, я стал понимать, насколько же неизмеримо велик мир, как он разнообразен и таинствен. Мы смотрим своими маврайскими глазами. Они прекрасно видят, что творится в душах калифорнийца, мейканца, оргонианца, стралийца — тех людей, которых мы часто встречаем… кое-что мы видели в Юж-Мерике, Африке, Евразии. Возможно, мы — единственная великая держава, но нас, наверное, десять миллионов, а вокруг людей, вероятно, в двадцать раз больше; и остальные нам чужие — в глухие века их несло другими ветрами, сейчас они начинают заново утверждаться на Земле и не так, как мы.

Маврайские моряки могут фланировать перед берегами Саннакруса, маврайских капитанов могут приглашать на обеды в дома местных купцов, а маврайских адмиралов — к самому Главному боссу. Но что мы знаем о том, что происходит за стенами их домов, в душах людей, лица которых нам улыбаются?

Почему всего три года назад до нас дошли слухи, что колония эмигрантов процветает на краю Муахваи? Лишь год назад нам удалось убедиться в достоверности этих данных разведкой с воздуха, когда мы заметили слишком много ветряков. Тогда-то мы послали туда на разведку Вильяму Гамильтону, и он погиб.

Да, как я уже сказал, мне хотелось бы подольше поговорить с этим умным и загадочным человеком, мэром Дэнилом Смитом. Но этому препятствовало мое положение

кабальеро. Так позволь же мне продолжать.

В поселке меня встретили радушно. Не обошлось и без проявлений живого любопытства. Их городское радио могло ловить передачи из Саннакруса, но они отвернулись от этого города. Вообще-то, его едва ли можно назвать ярким маяком культуры. Периодические путешествия на ярмарки, предпринимаемые сандагамскими купцами, не могли удовлетворить их жажду новостей, хотя караваны возвращались с газетами и журналами. Кроме того, у них было маловато товаров, подходящих для бартера, и печатные материалы были им не по карману.

Но в целом, они производили впечатление счастливого народа.

Брюн Смит, сын Дэнила, и его жена Джина предоставили мне приют. Я помещался в одной комнате с их пятью детьми, но это было неплохо, это все были хорошие, сметливые ребята; проблема была лишь в том, что мне не удавалось изобрести достаточно приключений лейтенанта Аррубы, когда мы лежали на своих матрасах из кукурузной соломы, и они хихикали, подталкивая друг друга в бока, чтобы заснуть лишь на рассвете, когда уже пора браться за работу.

Брюн был выше, стройнее и светлее волосами, чем его отец, он, казалось, менее горел энтузиазмом. Он едва ли занимался землей, предпочитая служить в сообществе рэйнджером. Это подразумевало множество обязанностей: патрулирование пустыни на предмет случайных бандитов, охрана караванов в пути, разведка ископаемых, охота на крупного зверя, антилоп и мустангов, добывание мяса. Помимо лука и огнестрельного оружия, он был асом в обращении с топором, он мог изготовлять охотничьи горны, охотиться с лассо и бумерангом. Солнце продубило его кожу еще сильнее, чем у его соплеменников, и выщербило вокруг глаз следы вороновых лапок. Он обычно одевался в тусклые цвета, пока что у них едва ли делали красители, но фасон одежды был вполне щеголеватый, а его шляпу с широкими полями украшала нарядная кокарда.

— Конечно, Дон Мивел, вы можете оставаться у нас, сколько захотите, — выкрикнул он из толпы, собравшейся, когда я, весь в пыли, ступил в их город.

— Боюсь, что мне недостает умения, необходимого для помощи в сельском хозяйстве, — признался я вполне искренне. — Но, может быть, вам пригодятся мои столярные навыки, умение вязать узлы и другие познания, — это должен был знать каждый моряк и мог уметь аристократ.

Джину вскоре очаровали не только мои трудовые навыки, но и мои рассказы. Мне было приятно доставить ей удовольствие сооружением бамбукового устройства для полива сада и приспособления из листа металла, позволяющего значительно охладить дом, если вокруг дуют ветры, ей было интересно, что мейканские ученые вывели полезных насекомых и микроорганизмы, чтобы те селились на определенных сорняках, и их можно даже заказать у купцов. Она была миниатюрная женщина, изящество ее фигурки угадывалось под обвислым, нескладным, мешковатым платьем. Ее черты лесной нимфы, живость и свежий цвет лица еще не были вытравлены существованием на этих безжизненных почвах.

— У вас милая жена, сеньор, если вы позволите мне заметить, — сказал я Брюну во второй вечер моего пребывания в его доме. Мы сидели на веранде, отдыхая после дневных трудов. Ноги мы положили на ее ограждение, в правой руке у каждого была трубка с табаком, а в левой — кружка сидра, который Джина нам принесла. Впереди виднелась еще только пара домов. Этот дом стоял как раз на окраине, вдалеке сверкали каналы, по берегам которых покачивались пальмовые деревья, а дальше нежно зеленели молодые поля злаков и лишь очень далеко, почти у горизонта, начинались янтарные просторы пустыни. Длинные лучи света, падавшие с запада, окрашивали багрянцем холмы на востоке. Земля, уже отошедшая ко сну, дышала прохладой, n я слышал скрипучую песню невидимых ветряков.

— Спасибо, — сказал мне рэйнджер. Он широко улыбнулся, — Я того же мнения, — Он отхлебнул из кружки и, выпустив дым, медленно, трезвым голосом прибавил: — Именно из-за нее я оказался здесь.

— Правда?

— Вы бы все равно узнали эту историю, — скривился Брюн. — Ее отец был главным лесничим в Саннакрусе. Но это имело мало значения, когда на нее положил глаз Главный босс, а ей тогда было всего четырнадцать. Он любил — и любит — молоденьких, свинья. Когда она отвергла его подарки, он стал дарить их родителям. Они держались, но всем было ясно, что это ненадолго. Можно было ожидать чего угодно: например, как-нибудь ночью в дом бы ворвалась шайка подонков и похитила ее. А на следующее утро, когда дело было бы сделано, родителям ничего бы не оставалось, как взять его поганые подачки и надеяться, что, насытившись, мерзавец подыщет ей какого-нибудь бедняка, который согласится взять ее в жены, если ему за это заплатят. Мы такого повидали.

— Ужас, — сказал я. И это действительно так. Среди них это вызывает больше, чем страх, для них это не ординарный эпизод соблазнения; они придают такое значение девственности, что подобная история оставила бы в душе жертвы шрам на всю жизнь. И тот вопрос, который я задал, был уже менее искренним, так как ответ был известен мне наперед, — А почему граждане терпят такого правителя?