Роберт Хайнлайн - Фрайдэй

— Прекрати! — голос Мелкого Босса.

— Так я тебя и послушал! Мак, ты слишком много на себя берешь.

— Тогда послушай меня. — Это был новый голос, очень громкий — усиленный — определенно, из динамика на потолке. — Роки, Мак твой непосредственный начальник, ты это знаешь. Мак, отправь Роки ко мне: я хочу перекинуться с ним парой слов.

— Майор, я только хотел помочь!

— Ты слышал, что он сказал, Рокс, — тихо сказал Мелкий Босс. — Ноги в руки и вперед.

Внезапно Рокс перестал давить на меня своим весом и дышать мне в лицо. Счастье — штука относительная.

Голос с потолка заговорил снова:

— Мак, это правда, что мисс Фрайдэй просто наслаждается той небольшой церемонией, которую мы для нее организовали?

— Вполне возможно, Майор, — медленно произнес Мелкий Босс. — Она ведет себя именно так.

— Что скажешь, Фрайдэй? Ты любишь получать удовольствие именно таким способом?

Я не ответила на его вопрос. Вместо этого я подробно рассказала ему о нем и его семье, уделив особое внимание его матери и сестре. Если бы я сказала правду — что Мелкий Босс при других обстоятельствах был бы довольно приятен, что на Шорти и на четвертого мне наплевать, но Рокс — грязная свинья, которую я прикончила бы при первой же возможности — это испортило бы метод В.

— Тебе того же, милая, — с радостью ответил голос. — Мне неприятно тебя разочаровывать, но я пробирочник. У меня нет даже жены, не говоря уже о матери или сестре. Мак, надень на нее наручники и накинь одеяло. Но укол делать не надо: я с ней поговорю позже.

Любитель — мой босс никогда бы не предупредил пленника о предстоящем допросе.

— Эй, пробирочник!

— Да, дорогая?

Я обвинила его в пороке, не требующем наличия матери или сестры, но анатомически возможном — так мне говорили — для некоторых мужчин. Голос ответил:

— Каждую ночь, родная. Это очень успокаивает.

Еще одно очко в пользу Майора. Я решила, что при соответствующей подготовке он мог бы стать профессионалом. Тем не менее он был несчастным любителем, и я его не уважала. Он лишился одного, может быть, двоих из своих людей, без необходимости заставил меня страдать от ссадин, ушибов и многократного унижения моей личности — ужасного, если бы я была нетренированной женщиной — и потерял два часа впустую. Если бы этим занимался мой босс, то пленник раскололся бы в секунду и потратил бы эти два часа, извергая в микрофон все, что он знает.

Мелкий Босс даже охранял меня: провел в туалет и тихо ждал, пока я мочилась, не извлекая для себя выгоды — и это тоже было по-дилетантски, так как это полезная техника, кумулятивного типа — во время допроса любителя (не профессионала) заставить его или ее прервать отправление естественных надобностей. Если ее защищали от трудностей жизни, или он страдает от чрезмерного самолюбия — как большинство мужчин — это настолько же эффективно, как и боль, и усиливает влияние боли или другого воздействия.

Я не думаю, что Мак знал это. Я решила, что он в принципе приличный человек, вопреки его пристрастию — точнее, не учитывая его пристрастия к насилию — пристрастия, которым обладает, судя по слухам, большинство мужчин.

Кто-то положил матрац назад на кровать. Мак провел меня к ней, приказал лечь на спину и вытянуть назад руки. Затем он приковал меня к ножкам кровати, использовав две пары наручников. Они были не того типа, которые используют силы по поддержанию порядка, а особые, с бархатными прокладками — такими пользуются идиоты в садомазохистских играх. Мне стало интересно, кто же здесь извращенец? Майор?

Мак убедился, что они защелкнулись, но не очень туго, потом нежно накрыл меня одеялом. Я бы не удивилась, если бы он поцеловал меня на ночь. Но он этого не сделал, а просто тихо вышел.

Если бы он меня поцеловал, что нужно было бы делать в соответствии с методом В? Ответить на поцелуй? Или отвернуться? Хороший вопрос. Метод В основан на принципе «просто не могу ничего с собой поделать» и требует точной оценки того, когда и сколько проявлять энтузиазма. Если насильник заподозрит жертву в обмане, она может считать игру проигранной.

Я решила, с некоторым сожалением, что от этого гипотетического поцелуя следовало бы отказаться, и тут же уснула.

Выспаться мне не дали. Меня до смерти утомило все, что со мной случилось, и я погрузилась в глубокий сон, когда меня разбудили пощечиной. Не Мак. Конечно, Рокс. Он ударил не так сильно, как вчера, но без всякой необходимости. Мне казалось, что он обвиняет меня в той выволочке, которую получил от Майора… и я решила, что когда настанет время прикончить его, я сделаю это медленно.

Я услышала слова Шорти:

— Мак приказал не бить ее.

— Я ее не бил. Я ее приласкал, чтобы разбудить. Лучше заткнись и выполняй свои обязанности. Отойди и держи ее на прицеле. Ее, идиот, не меня!

Они опустили меня в подвал в одну из наших собственных комнат для допросов. Шорти и Рокс ушли — я решила, что Шорти ушел и знала, что ушел Рокс: пропала вонь, исходившая от него — и мной занялись специалисты по допросам. Я не знала, кто или сколько, так как никто не сказал ни слова. Единственный голос, который я слышала, принадлежал Майору. Он, похоже, шел из динамика.

— Доброе утро, мисс Фрайдэй.

(Утро? Мало похоже.)

— Привет, пробирочник.

— Я рад, что с тобой все в порядке, дорогая, так как эти переговоры, видимо, будут долгими и утомительными. Даже неприятными. Я хочу знать о тебе все, любимая.

— Давай. С чего начнем?

— Расскажи мне о своей последней поездке, все до самой последней мелочи. И опиши организацию, в которой работаешь. Я могу тебе сказать, что мы довольно много знаем о ней, поэтому если ты соврешь, мы об этом догадаемся. Ни капли лжи, дорогая, — потому что я узнаю об этом, и я пожалею о том, что случится потом, но ты об этом пожалеешь значительно больше.

— О, я не буду тебя обманывать. Запись включена? На это понадобится много времени.

— Запись включена.

— Окей. — Следующие три часа я говорила.

Это соответствовало доктрине. Мой босс знает, что девяносто девять человек из ста расколются, ощутив достаточно сильную боль, что почти столько же расколются при долгом допросе просто от усталости, но только сам Будда может сопротивляться некоторым видам наркотиков. Так как он не ожидает чудес и терпеть не может терять агентов, стандартная доктрина гласит: «Если тебя поймали, пой!»

Поэтому он делает так, что действующий оперативник никогда не знает чего-либо критически важного. Курьер никогда не знает, что несет. Я ничего не знаю о нашей политике. Я не знаю имя моего босса. Я не уверена, являемся ли мы правительственным агентством или принадлежим мультинационалу. Я знаю, где находится ферма, но это знают многие. В другие места я ездила только в закрытых машинах — меня отвозили на полигон, который мог быть в дальнем конце фермы. А мог и не быть.