ДЖОН КРОУЛИ - Пропали

Вскоре они исчезли. Стоило Пэт Пойнтон подписать, или отметить, или принять Билет Лучших Пожеланий, как её элмер потерял бодрость, и к вечеру следующего дня, хотя и успев довести до конца почти бесконечный список дел, которые Пэт уже и не надеялась переделать, он стал заметно медлить. Он всё улыбался, кивал головой, как слабоумный старик, да к тому же начал ронять инструменты и наталкиваться на стены. Наконец Пэт, вовсе не желая видеть, как он растает у неё на глазах, считая, что она попросту не обязана за этим наблюдать, объяснила (понятными словами, как втолковывают подросткам, остающимся дома с малыми детьми, и недавно нанятой прислуге, приехавшей невесть откуда и неважно знающей английский), что ей нужно будет выйти ненадолго, но она скоро вернется. Выехав из города, она так и доехала не останавливаясь за пару часов до озера Мичиган.

Оглядывая озеро и гряды дюн, она поняла, что стоит именно там, где они раз были с Ллойдом, но он не первый обманщик в этом мире, а лишь последний в ряду, сколь длинном, столь и печальном. Болваны. Да и она сама тоже была невероятной дурой.

Вдали, на склоне горы, спускающейся к серебристой воде, она различила темные ели. Вот туда он собирался или грозил уйти. Ллойд был одним из истцов в успешной тяжбе против компании, каждый сотрудник которой рано или поздно зарабатывал профессиональное нервное расстройство. Его оно тоже задело (не слишком сильно, насколько могла судить Пэт, но достаточно, чтобы он оставался до конца процесса с группой, требовавшей повышения компенсации). И добился-таки: хоть его и уволили, но он стал владельцем классического “Камаро” и двадцати акров горного леса. И получил массу времени на раздумья.

“Верни их, ублюдок”, - подумала Пэт, в то же время обвиняя во всем себя: так поступать она не должна была ни в коем случае, следовало предпринять что-то другое, она слишком сильно любила своих детей, а может быть, недостаточно сильно.

Они вернут её детей; она почувствовала неодолимую уверенность, подавляя в себе проблески здравого смысла. Она отдала голос за невообразимое будущее, но она проголосовала за него только по одной причине: там будет - должно быть - всё, что она потеряла. Всё, чего она хотела. Вот зачем были посланы элмеры.

Она вернулась в сумерках и обнаружила спавшуюся оболочку элмера, странно вытянувшуюся вдоль коридора и даже вниз по лестнице в гостиную, словно кто-то случайно выпустил пену из огнетушителя, и пена эта пахла как свежий, намазанный маслом тост (Пэт подумала, что другим показалось бы иначе). Тогда она позвонила по неоднократно сообщавшемуся населению бесплатному номеру.

И больше ничего. Других элмеров не появлялось. Если уж к вам не пришли, визита ждать напрасно, хотя и непонятно, почему обошли именно вас, при этом постучав почти в каждую дверь. Впрочем, уж вы-то не поддались бы на их уговоры. И вскоре стало ясно, что их больше не будет - неважно, как именно их встретили бы - потому что Материнский Корабль, или, как там они его называли, тоже пропал: не улетел в том или ином направлении, оставляя след, но постепенно исчез, становясь все менее отчетливым в объективах разных следящих устройств. Он давал всё более слабый сигнал, мерцал, терял плотность; сквозь него проступили звезды, а потом остались только они. Пропал. Пропал пропал пропал.

И ради чего мы должны были согласиться, ради чего мы отказывались от самих себя, от чувства хозяев собственной судьбы, пренебрегали обязанностями по дому и долгом перед другими людьми? Повсюду люди задавались вопросом, в поисках ответа на который появилась вера брошенных и покинутых, ожидавших, что вот-вот на них снизойдет чудо, но вдруг осознавших, что впереди нет ничего, кроме долгого, может быть, более долгого, чем жизнь, ожидания, и что небеса опустели. Если целью было просто лишить нас покоя, сделать неспособными ни на что, кроме ожидания, кроме надежды, что все разрешится само собой, то, возможно, они достигли цели; но Пэт Пойнтон была уверена, что они дали обещание, и сдержат его: вселенная была не настолько чуждой и непредсказуемой, чтобы такой визит произошел и ни к чему не привел. Как и тысячи других людей, она лежала без сна в эту ночь, глядя в ночное небо (собственно, она глядела в потолок спальни в своем доме на Понадер Драйв, выше или за которым было ночное небо) и повторяя про себя короткий текст, с которым согласилась, который приняла: “Наилучшие пожелания. Вам отметить ниже. Всё совсем хорошо и большая любовь потом. Почему не сказать да?”

Наконец она встала, затянула пояс халата, спустилась по лестнице (в доме совсем тихо, тише, чем раньше, когда она вставала в пять часов, готовила кофе, принимала душ, одевалась, бралась за работу, а дети и Ллойд еще спали), накинула поверх халата куртку и босиком вышла во двор.

Была уже не ночь, но светлый октябрьский рассвет, ясное небо казалось светло-зеленым, воздух был совершенно неподвижен; а листья почему-то опускались вокруг Пэт, по одному, по два опадая с ветвей, за которые держались так долго.

Боже, до чего же прекрасно вокруг, прекрасно как никогда; да она не была здесь раньше, решила Пэт, а может слишком старалась здесь закрепиться, чтобы заметить эту красоту.

Всё совсем хорошо и большая любовь потом. Когда же начнется это “потом”? Когда?

И тут она услышала странный шум далеко в вышине, шум, который, напоминал заливистый лай собак, или крики детей, вырвавшихся из школы, - но нет, не похоже. На какое-то мгновение она позволила себе поверить (все готовы были верить), что началось вторжение, что приближается обещанное. Потом на небе с севера появилось какое-то тёмное пятно, и Пэт увидела, что вверху, над головой пролетает большая стая гусей, и это они перекликались в вышине, хотя, казалось, их громкие клики доносились отовсюду.

Летят на юг. Большой неровный клин развернулся на полнеба.

- Далеко ж вам лететь! - сказала она вслух, завидуя их полету, их бегству; и думая - нет, они не бегут, по крайней мере, не с Земли, они сами земные, здесь родились и поднялись в воздух, и умрут здесь же, они просто выполняют свой долг, крича, быть может, чтобы подбодрить друг друга. Земные, как и она.

И тут, когда они пролетали над ее головой, она поняла; как - никогда не могла объяснить, потом она только вспоминала этих гусей, их клики, которыми они подбадривали друг друга в полете. Она поняла: коснувшись своего Билета Лучших Пожеланий (она как будто видела его наяву, в руке бедного умершего элмера) она вовсе не покорилась, не сдалась и не подчинилась, никто из нас этого не сделал, хотя мы так думали и даже надеялись на это. Нет, она дала обет.

“Ну конечно же”, - будто озарило её, и не её одну. Если бы это можно было видеть, то с орбиты могло показаться, что повсюду зажигаются огни навстречу рассвету.