Рэй Брэдбери - Огромный-огромный мир где-то там

-- Бенджи, Бенджи! Я так счастлива! Начни еще раз сначала!

-- "Уважаемая миссис Джиббс..."

С этого дня почтовый ящик больше не пустовал. В него устремился весь мир; в нем было тесно от вестей из таких мест, где Кора никогда не бывала и о которых даже никогда не слышала. В нем толпились дорожные расписания, ре-цепты пирогов со специями, и даже было письмо от одного престарелого джентльмена, мечтавшего о "леди пятидесяти, лет, с мягким характером, обеспеченной, с матримониаль-ными планами". В ответ Бенджи написал: "Я уже замужем, но все равно благодарю вас за проявленную чуткость. Ис-кренне ваша -- Кора Джиббс".

А письма из-за гор продолжали прибывать: нумизмати-ческие каталоги, романы в дешевых переплетах, магические гороскопы, рецепты от артрита, образчики порошка от блох. Мир заполнил доверху ее ящик для писем, и она больше не была отрезана от других людей. Если кто-нибудь писал ей, например, о тайнах исчезнувших древних майя, на следу-ющей неделе он получал от нее три письма, и формальная переписка перерастала в теплую дружбу. Однажды после целого дня писанины Бенджи даже пришлось отмачивать руку в растворе английской соли.

К концу третьей недели миссис Браббам вообще пере-стала наведываться к своему ящику. Она даже не выходила подышать воздухом на крыльцо, так как Кора вечно тор-чала на дороге, кланяясь и улыбаясь почтальону.

В этот год лето слишком быстро подошло к концу, а точнее, его главная часть: визит Бенджи. Вот на столе лежат завернутые в его красный носовой платок сандвичи с луком, украшенные веточками мяты, чтобы отбить запах; вот на полу сверкают его начищенные башмаки; и вот на стуле, держа в руках карандаш, некогда такой длинный и желтый, а теперь коротенький и изжеванный, сидит сам Бенджи. Кора взяла его за подбородок и заглянула ему в лицо, словно разглядывала летнюю тыкву незнакомого вида.

-- Бенджи, я должна извиниться перед тобой. Не помню, чтобы за все это время я хоть раз взглянула тебе в лицо. Мне кажется, что я изучила каждую складку, каждый ноготь, каждую бородавку на твоих руках, но твое лицо я могу и не узнать в толпе.

-- На такую физиономию и смотреть-то нечего, -- за-стенчиво ответил он.

-- Но эту руку я узнаю из миллиона, -- продолжала Ко-ра. -- Если бы мне в темной комнате пожали руку тысячи людей, я все равно безошибочно узнала бы твою и сказала бы: "Это ты, Бенджи". -- Она тихонько рассмеялась и подо-шла к дверям. -- Я вот все думаю, -- она посмотрела на соседний дом, -- я не видела миссис Браббам уже несколько недель. Сидит дома и носа не кажет. А виновата я. Нечестно я поступила с ней, даже хуже, чем она со мной. Я выбила у нее землю из-под ног. Это было подло и злобно, и мне теперь стыдно. -- Она снова взглянула на запертую дверь соседки. -- Бенджи, можешь напоследок оказать мне еще одну услугу?

-- Да, мэм.

-- Напиши письмо для миссис Браббам.

-- Мэм?

-- Да, напиши одной из этих компаний по распростране-нию порошков или рецептов, чего угодно, и подпишись именем миссис Браббам.

-- Хорошо, -- ответил Бенджи.

-- И тогда через неделю или через месяц почтальон снова засвистит у наших ворот, и я попрошу его подняться к ней и лично вручить ей письмо. А я уж постараюсь встать так, чтобы она видела, что я ее вижу. И я помашу ей своими письмами, а она мне помашет своими, и мы улыбнемся друг другу.

-- Да, мэм, -- сказал Бенджи.

Он написал три письма, тщательно их заклеил и положил в карман.

-- Я пошлю их из Сент-Луиса.

-- Это было чудесное лето, -- сказала она.

-- Да, конечно.

-- Вот только, Бенджи, писать я так и не научилась. Я была вся в письмах и заставляла тебя писать до поздней ночи, и мы оба были так заняты, посылая купоны и получая образчики. Батюшки, да на учебу времени просто не было! Но это значит...

Он знал, что это значит, и пожал ей руку. Они остано-вились в дверях.

-- Спасибо, -- сказала она, -- за все, за все.

И он убежал. Он добежал до загородки луга, легко ее перепрыгнул и, пока не скрылся из виду, все бежал и бежал, размахивая письмами; бежал туда, в огромный мир, где-то там, за горами.

После ухода Бенджи письма продолжали приходить еще почти шесть месяцев. Морозный утренний воздух пронзала трель серебряного свистка светло-зеленого почтового фур-гончика, и в красивый почтовый ящик опускались два-три голубых или розовых конверта.

Наконец наступил особый день. День, когда миссис Браббам получила свое первое настоящее письмо.

Потом писем не было целую неделю, потом месяц, а потом исчез и почтальон, и его свисток больше не тревожил тишину на пустынной горной дороге. Сначала в ящике поселился паук, а потом воробей.

И Кора, которая, если бы письма продолжали еще идти, раздавила бы их бестрепетной рукой, теперь только смот-рела на них до тех пор, пока на ее лице не появились две блестящие мокрые дорожки. Она держала в руках голубой конверт.

-- От кого это?

-- Понятия не имею, -- отозвался Том.

-- Что в нем написано? -- всхлипнула она.

-- Понятия не имею, -- ответил Том.

-- Я никогда уже не узнаю, что происходит в том, боль-шом мире, да, никогда уже не узнаю, -- сказала она. -- Ну что вот написано в этом письме? А в этом? А в том?

Она ворошила гору писем, пришедших уже после того, как ушел Бенджи.

-- Весь мир, все люди, все события -- а мне ничего не узнать. Весь этот мир, мир людей ждет от нас ответа, а мы не пишем. И никогда уже не напишем!

И наконец настал день, когда ветер опрокинул почтовый ящик. По утрам Кора по-прежнему выходит на порог, рас-чесывает волосы щеткой и молча глядит на горы. Но за все последующие годы она ни разу не прошла мимо почтового ящика, чтобы не остановиться и без всякой цели не опустить в него руку. И ничего там не найдя, она уходит бродить по полям.