Владимир Михановский - Место в жизни

Золотой блеск после спокойной голубизны был так неожидан, что Орт невольно зажмурился на миг, а когда открыл глаза вид изменился. Стены перехода усеялись драгоценными каменьями. Будто невидимый сеятель разбросал их по этим каменьям щедрой рукой. Сапфиры, яхонты, алмазы и бог весть какие еще драгоценные минералы призывно подмаргивали Орту разноцветными глазками, словно говоря: "Сюда, смелее! Не мешкай!.."

Орт, однако, медлил. Он и сам не понимал, что его удерживало. Шагнул было в золотой коридор, но вспомнил трясущиеся руки Топеша, когда тот расстегивал свой кожаный пояс с монетами, и остановился.

Нет, не нужны ему деньги. И не потому, что он не знает им цену. Подкидыш Орт с детских лет знал, что такое нужда, знал, что за каждый кусок надо платить.

А все-таки не влечет его богатство. Оно ему не нужно, если друзья, оставшиеся там, в гавани, прозябают в нужде. Для того чтобы выдоить из автомата дешевого вина – отметить в складчину день рождения дядюшки Леона, – им приходилось неделю хитрить, урезывать свои обеды и завтраки, и без того скудные.

Рядом с золотым – бедно освещенный переход темнел, подобный пещере. Из глубины тянуло сыростью, точь-вточь как из подвала, в котором приходилось ночевать Орту, когда в кармане не оказывалось монеты, чтобы заплатить за ночлег.

В последний раз посмотрел Орт на прихотливый узор мерцающих драгоценных камней и зашагал по темному коридору.

Внезапно чьи-то нежные руки тронули Орта за плечи. Или ему только почудилось? Ускорив шаг, юноша достиг развилка.

– Сюда, Орт! – послышался из первого перехода вкрадчивый шепот.

Впереди, в небольшом зале, вспыхнуло огненное кольцо. Пьяные вакханки вели там свой хоровод. Они улыбались Орту и по очереди манили его призывными жестами.

Они были так веселы, так беззаботны. Их развевающиеся одежды касались сверкающих стен Лабиринта.

Здесь можно забыться, отдохнуть...

Орт сделал робкий шаг. Одна девушка отделилась от подруг и подбежала к нему. Они пошли рядом, но Орт вдруг глянул на прозрачную стену, и ему показалось, что там, в соседнем переходе легкой тенью промелькнул силуэт Люсинды.

Орт замедлил шаг.

– Что с тобой? – обеспокоенно прошептала девушка. – Иди вперед, не нужно смотреть по сторонам.

Не отвечая, Орт круто повернул назад. Девушка успела схватить его за рукав рубашки – материя затлела, в воздухе пахнуло гарью.

Вырвав руку, Орт прыгнул изо всех сил, чтобы преодолеть силовой барьер. Тысячи игл кольнули кожу, перед глазами коротко полыхнуло пламя, и Орт, изнеможенный, упал на колени у порога, который только что перешагнул, идя к веселому хороводу.

Силы иссякли. Усталость налила тяжестью каждую клеточку тела, сделала ноги ватными.

И, словно угадывая единственное желание Орта, устало замедлившего шаг у нового перекрестка, из широкого перехода, погруженного в вечерний полумрак, послышались звуки свирели. Об осенних лугах пели они, погруженных в сон, о радости отдыха, о загородном покое, о том, как сладко опустить усталую голову на тяжелый сноп и уснуть...

Орт жадно вздохнул. Из перехода повеяло запахами увядшей травы, опавших листьев, остро запахло йодом разлагающихся водорослей, дымком далекого костра, неведомо кем и с какой целью разожженного, – запахами осени, милой Орту с детства, когда погожим днем уходил он далеко-далеко, так что золоченый шпиль ненавистной гавани терялся вдали, растворялся в ясном небе.

Путь, лежащий перед ним, сулит покой. А разве покой – не высшее благо?

Другой коридор был узок. Заглянув и в него на всякий случай, усталый Орт ощутил смутное беспокойство. Пол коридора, вымощенный булыжником, освещался неровными отблесками. Самого пламени не было видно.

Таким булыжником была выложена площадь посреди порта. На площади любили собираться те, кто окончил смену, – опрокинуть кружку пива и покалякать о жизни. Дядюшка Леон называл площадь форумом.

Нет, второй путь покоя не обещал. Вдали, за поворотом, чудились озлобленные крики. В нос ударил вдруг донесшийся с порывом ветра запах гари. Но это был не мирный дымок костра: в воздухе запахло порохом. Орт не мог ошибиться – так пахло в тире, куда он в последнее время любил захаживать, чтобы поупражняться в прицельной стрельбе.

И Орт ступил на булыжник...

Он шел, и неясные, далекие голоса постепенно становились громче, отчетливей. Казалось, они приближались.

Ноги Орта разъезжались, скользили по влажной поверхности камня. Несколько раз Орт падал, ушибался, но каждый раз вставал и упрямо продолжал свой путь.

Похоже, что за ближайшим поворотом расположен тир, – оттуда доносятся звуки выстрелов, сопровождаемые нестройным гулом голосов. Так гудит толпа болельщиков, когда чья-нибудь удачливая пуля сшибет жестяную фигурку бегущего оленя.

Последние метры Орт прошел в забытьи. Он продирался сквозь цепкие кусты, отталкивал чьи-то прилипчивые руки, толкал плечом тугие двери...

И вдруг резкий свет ударил в глаза. Орт остановился. Впереди, в нескольких шагах, плескалось море, забранное в старый, потрескавшийся бетон. Справа вдали чернел знакомый контур причала.

На площади было полно народу – все свои, портовые. Похоже, докеры не удивились, что среди них вдруг оказался Орт. Не до него было. Люди кричали что-то, суетились. Одни вырывали глыбы булыжника, сооружая баррикаду, другие укрепляли ее досками, сорванными с пакгауза.

Несколько человек хлопотали вокруг дядюшки Леона, раненного в руку.

– Что случилось? – спросил Орт у пробегающего мимо Топеша.

– Стачка! – крикнул тот на ходу и улыбнулся Орту. Орт подошел к Леону.

– Я знал, что ты вернешься к нам, – сказал старый докер и хлопнул Орта по плечу здоровой рукой.

– Кажется, я поспел вовремя, – произнес Орт.

– Не клеится у нас дело, – с досадой сказал Леон, глядя, как двое мальчишек старательно, но неумело пытаются вкатить пустой бочонок на верх баррикады.

Глаза Орта кого-то искали в калейдоскопе знакомых лиц.

– Порядка нет, – продолжал Леон. – Молодняк не обстрелян. Теряются под огнем. Если полиция сумеет разогнать стачку нам несдобровать.

Как бы в подтверждение слов Леона, издалека грянул дружный оружейный залп. Одна пуля ударила в камень у ног Орта, выбив почти незаметную при дневном свете искру.

– Мы отступали сколько могли, – сказал старый Леон. – Дальше отходить некуда. Позади море. Нас прижали к молу. Теперь иные норовят убежать, спрятаться, чтобы где-нибудь под кустом переждать бурю. Не понимают, что поодиночке с нами легче всего справиться.

Орт поднял голову и неожиданно для самого себя запел. Так поет стрела, пущенная тугой тетивой. Так поет птица, встречая первый луч солнца.