Инна Живетьева - Дверка

— Каких… Ты разве не по сетке?

— Да нет, — Артему стало неловко, он словно оправдывался. — Решил съездить так.

Тишина. Потом мама неуверенно спросила:

— У тебя ничего не случилось?

К вкусу чая Артем уже привык. Тем более с таким вареньем. Кажется, он скоро изведет все запасы. Когда он испуганно посмотрел на опустевшую трехлитровую банку, Лида засмеялась:

— Ага, все-таки есть то, что у нас лучше!

— Есть! Ты, Мишка и варенье, — признался Артем, соскребая со дна розетки остатки сладкого сиропа.

Лида снова засмеялась, рассыпав волосы по плечам. Артем засмотрелся, даже ложку до рта не донес. Кольнуло — да как же она, такая светлая, живет в этом сумрачном, шумном мире? Не выдержал, брякнул:

— Срочно нужна белая лошадь!

Серо-зеленые глаза распахнулись от удивления.

— Ага, я в кино видел, что раньше женщины мечтали о принце на белом коне. Я бы ездил за тобой следом на гордом белоснежном скакуне и охранял.

— Ты бы не угнался за автобусом! — смех был только на губах, а в глазах — такая нежность, что у Артема перехватило дыхание.

Офис чист до стерильности. Под стать начальнику, Артем подозревал, что даже на физическом теле Роберта нацеплен галстук, и на самом деле он не валяется на диване, а сидит в громоздком кожаном кресле.

— Отпуск? — Роберт покрутил в пальцах авторучку. — Не могу сказать, что очень вовремя… Ну что же, если тебе так нужно, иди. Но только на неделю!

Вечером клевало плохо. Но Мишка отказывался вставать на зорьке — и упорно просиживал с удочкой на мостках до тех пор, пока еще было видно поплавок. Артему сидеть на сырых досках не хотелось, и он пристроился на берегу.

— Вчера эта чертовка опять утащила печенье.

— Медовое? — заволновался Мишка, удочка в руках дрогнула.

— Его. Да я еще заказал.

Мальчишка развеселился, качнул ногами, чиркая кроссовками по воде. Артем посмотрел сверху на его обросший затылок. В светлых прядках запуталась хвоя.

— Ты чего не подстрижешься? Лида уже сколько раз гоняла в парикмахерскую, четыре?

Мишка дипломатично посопел, но Артем ждал ответа:

— А чего, все равно через три недели в школу. Тогда и обкорнаюсь. Терпеть не могу, когда холодными ножницами по шее, да еще и волосы за шиворот сыплются.

Артем щелчком сбил хвоинки. Ему тоже хотелось посопеть, но нужно было решаться:

— Мишка, а ты не против, если я у вас поживу недельку? Я и отпуск взял.

Удочка снова дернулась, клюнула концом в воду.

— А мама?

— Мама говорит, что будет рада. Мы бы с тобой в парк сходили, помнишь, ты про колесо обозрения рассказывал?

— Ага, — ответ вышел не слишком радостным.

Артем быстро сел рядом:

— Мишка, ну ты что? Если не хочешь, так не надо. Или жалеешь, что рыбалки не будет? Так мы же будет сюда мотаться.

— Я не из-за рыбалки, — повел лопатками под джинсовой ветровкой мальчишка. — Я же помню, тебе у нас, ну, в нашем мире, не нравится. Ты поживешь, поживешь и уйдешь. И больше со мной не пойдешь.

— Не нравится, — честно признался Артем. — Но Лида же сюда не может. Да и у тебя там друзья-приятели, не будешь каждый день сюда гонять.

— А Кузьма как же? И лиса? — Мишка встал и потянул из воды леску.

— Кузю возьмем с собой. А для лисы доставку ежедневную закажем, не пропадет.

— Ага, с котом нас мама на порог не пустит.

— Пробьемся, Мишка! — Артем ухватил мальчишку за бока и потащил вверх по крутому берегу. Тот хохотал и дрыгал ногами — боялся щекотки.

Всю неделю Артем чувствовал себя героем компьютерной игрушки: справа опасность по имени "общественный транспорт", прямо — толпы людей, слева — серые махины домов. Жутковато, дух захватывает. Но так было днем, а вечером приходила Лида, задергивала тяжелые портьеры, и Артем перемещался в сказку. А у каждой сказки должен быть конец. Большие ходики на кухне громко тикали, отмеряя оставшееся время. Завтра, уже завтра Артему нужно возвращаться.

Сидели за столом, Мишка вяло ковырял вилкой в омлете. Кузя пристроился на подоконнике и сердито смотрел на Артема.

Громко щелкнул выключателем чайник, Лида встрепенулась, потянулась к мойке. Кухонька была маленькой, почти все можно было достать, не вставая с места. Вытащила кружки: желтую с нарисованными глазками и выпуклым носом-картошкой для Мишки, высокую белую с незабудками по краю для себя, большую, с красными горохами, для Артема. Покрутила в руках последнюю. Волосы упали на лицо, и Артем не видел ее глаза.

Мишка неожиданно сорвался из-за стола. Хлопнула дверь комнаты. Лида вздрогнула, но голову так и не подняла.

— Ну что ты, — Артем забрал свою чашку, уверенно поставил ее рядом с остальными. — Я буду приходить.

— Да, конечно, — легко согласилась Лида, откидывая волосы с лица.

Артем прислушался: в комнате ни звука.

— Пойду-ка я гляну, что с Мишкой.

Мальчишка забился в угол дивана, уперся пятками в светлую обивку и задумчиво расковыривал ссадину на колене. Артем хлопнул его по пальцам:

— Брось, у вас тут заразы полно.

Мишка глянул на него, махнул мокрыми ресницами:

— Дядь Тем, а помнишь, я когда в первый раз к тебе попал, то уйти не мог? У меня так бывает. Хожу, хожу, а потом — бац, и все! Как дверка закрылась. Она потом иногда открывается, попозже.

— Ко мне дверка?!

— Ага, — кивнул Мишка.

Скрипнули половицы. Лида встала на пороге, прислонилась к косяку. Задумчиво посмотрела на сына.

Артем схватил мальчишку за плечи, тряхнул:

— Ты что, совсем не можешь туда попасть? А как же я?

Мишка затравлено моргал слипшимися от слез ресницами, и Артем чуть сам не расплакался. Страшный, враждебный мир обхватил его грязными лапами, шумно дышал в ухо, ехидно курил в лицо вонючую трубку и не пускал обратно, в просторный, чистый, привычный дом в лесу на берегу реки.

— Сынок, ты попытайся, хорошо? — ласково попросила от двери Лида.

— Да, Мишка, ты же смог потом уйти! — родилась у Артема надежда.

— Я попробую, — мальчишка вытер ладошкой нос. — Может, с тобой легче будет, дядь Тем, ты же оттуда.

— Давай, пробуй! — ухватился за его руку Артем. — Ну давай, Мишка!

— Прям сейчас? — удивился тот.

— Сейчас.

— Ладно.

Мишка скинул ноги с дивана и зажмурился. Встал, потянул за собой мужчину. Артем послушно сделал шаг, другой — и вот под ногами уже не синтетический ковер, а мягко пружинит листва. Он с удовольствием погладил ствол ближайшей сосенки: дома!

И тут же обожгло стыдом: Лида! Как она смотрела, когда Артем лихорадочно цеплялся за Мишкину руку, как клянчил — немедленно домой. Он отвернулся, спрятал лицо за пышной еловой лапой.