Сергей Синякин - Шпион божьей милостью, или Евангелие от ФСБ

- Вот и славно, - благодушно сказал рыжий каптенармус, почесывая шерсть на ляжке. - У нас тут компашка неплохая подобралась. Вечерами мы на пятом ярусе собираемся. В каптерке у Длиннорыла. Он, браток, тоже из бывших. Как говорится, из князей - в грязи... Да ты сам увидишь. Отменный чертила!

Бывший полковник госбезопасности, а ныне демон-охранитель 2-го разряда, призванный к строевой службе в Аду, с удовлетворением отметил, что пока внедрение осуществляется успешно, вот он и приятелем, кажется, обзавелся, в компанию его приглашают. А в хорошей компании да за коньячком у многих языки развязываются.

В том, что картежники преисподней коньяком за игрой не брезгуют, новоявленный демон Смоляк ни капельки не сомневался. Кто же будет всухую шлепать картами о стол? Карты без выпивки - как женщина с огурцом, обман сплошной, а не удовольствие!

8

Иуда долго обнимался с ипостасями, особенно усердно тиская когда-то преданного им Сына. Тот прижимал к груди рыжую голову предателя, забрасывая Иуду бессвязными расспросами:

- Наши-то как? Киаифу давно видел? А Понтия? Он как себя чувствует? А Мария, Мария-то там как? Иуда степенно поцеловал его в щеку.

- Как себя в котле чувствовать можно? - рассудительно сказал он. Мучаются, естественно. Дни в покаяниях проводят. Тебе вот привет передавали. Сам-то ты как?

Сын помрачнел, опасливо огляделся и склонился к уху своего бывшего апостола.

- Как себя здесь чувствовать можно? - вздохнул он. - Вино по талонам, на все разрешения необходимы. Хламиды и хитоны раз в год выдают. - Он снова вздохнул и признался: - Очень я, брат, по Марии скучаю...

- Поцелуй тебе передавала, - сообщил Иуда, помялся немного и спросил: На меня не сердишься?

Сын Божий печально усмехнулся.

- А чего мне на тебя сердиться? Сам ведь не раз говорил: не судите и не судимы будете. Да и не ты все это затеял, понимаю, что по нужде поступал.

- Спасибо, - со слезою в глазах поблагодарил Иуда. - А то у меня на душе почти две тысячи лет паршиво было. Веришь, глаз из котла показывать не хотел.

- А говорили, что ты в центре Коцита в пасти у самого Сатаны...

- Кто говорил-то?

- Да Данте, который, значит, Алигьери.

- Ну, значит, приврал. Ты же знаешь, темнейший князь мухи не обидит. Да и брезгливый он. Разве такой станет что-то в пасти держать? Он тебе привет передавал. Догадываешься, о чем речь?

Сын Божий многозначительно прикрыл глаза.

- Все-таки решился?

- Потом расскажу. - Иуда придвинул к собеседнику дорожную сумку с наклейками Чистилища. - Хлебушка тебе передал.

Сын Божий сел, достал из сумки батон белого хлеба, разломил его и обнаружил в хлебе бутылку, обернутую пергаментом. Пергамент он торопливо спрятал за пазуху, бутылку положил за себя.

- Наших позвать надо, - сказал он.

- Петра не зови, - опасливо сказал Иуда. - Злой он. Тогда в саду никто и опомниться не успел, а он ухо рабу первосвященника Малха отрубил. И меня он не любит. Все знает, а не любит. И ненадежен он, Изя. Помнишь, как трижды за ночь от тебя отрекся?

Иуда вздохнул.

- Эх, доля! Я сделал все, как сказано было, а меня за то в Ад и клеймо предателя на все времена, он, гаденыш, трижды за ночь отрекся, а ему - ключи от райских врат. Где справедливость, равви?

- Так задумано было, - сказал Сын Божий. - И ты Петра не замай. Я ему верю. Он только с виду колеблющийся, а в душе ведь истинный камень!

- Поступай как знаешь, - проворчал кариотянин. - Только предупреди, чтобы не лез он ко мне со своими претензиями.

- Хлеба много привез? - сменил тему Сын Божий.

- Двенадцать батонов. Как раз на Тайную вечерю!

- Сам знаешь, апостолам твои двенадцать батонов как слону дробинка, хмыкнул учитель.

- Это тебе не красное милетское, - возразил кариотянин. - Пшеничный, неразбавленный...

- Дидима жалко, - вздохнул Сын Божий. - Он же ничего, кроме виноградных вин, не употребляет.

- Это для души, - упрямо возразил посланник Ада. - А спирт для дела!

- Да, - словно о чем-то незначительном вспомнила ипостась. - Слушок прошел. Говорят, что папаша кого-то в Ад отправил. Говорят, мужик этот настоящий профессионал!

- Это хорошо, что ты мне сказал, - отозвался Иуда. - Найдем мы этого разведчика. Наши весь Ад на уши поставят, но того, кто нужен, найдут. Сейчас соглядатаи ни к чему.

Сын Божий внимательно оглядел своего бывшего апостола.

- Огрубел ты там, Иуда, - подметил он. - Тверже стал, стержень в тебе появился.

- Так ведь со дня смерти по полной программе в Аду гоняли, - поежился собеседник. - Котел, смола, гвозди, олово расплавленное, сера... Лучше не вспоминать!

9

В каптерке у Длиннорыла было уютно, и даже Железная Дева, стоявшая в углу в окружении разнообразных пыточных приспособлений, не портила этого ощущения. К Деве и иным приспособлениям, вроде испанского сапога демон Смоляк отнесся с практичностью бывшего сотрудника госбезопасности.

Сегодня было скучно. Компании не получилось, и Длиннорыл со Смоляком пили коньяк. Расписывать вдвоем пульку - все равно что играть в бильярд одному. Нет в такой игре никакого азарта.

Длиннорыл был настроен поговорить.

Был он безобразно лохмат, и кисточка хвоста у него неухоженной была, а копыта были сбитые и безо всякой лакировки. Даже не верилось, что совсем недавно он занимался дипломатией и только волею обстоятельств опустился на адское дно. Казалось, что он в этой обстановке родился и жил вечно. Но рассуждал он классически трезво, и в формулировках его чеканных сразу чувствовалась выучка.

С осторожностью и дальновидностью оперативного работника демон Смоляк направлял беседу. Осторожно намекнул он на возможность райского блаженства, пытаясь прощупать падшего демона на предмет возможной вербовки. Полномочий на то ему никто не давал, но демон Смоляк резонно полагал, что победителей и здесь никто не судит.

- Райское блаженство! - Длиннорыл фыркнул в стакан и макнул в коньяк рыло. - Ты мне, Смоляк, всех ихних гурий и праведниц посули, я распятие целовать стану, воду святую выпью, а в рай не пойду!

- Что так? - с показным равнодушием спросил Смоляк, пытаясь наколоть на вилку скользкий соленый грибок.

- У них же там сплошной учет! - Длиннорыл хлебнул коньячку, красные глазки его привычно увлажнились и заблестели. - Даже формулировка такая есть, мол. Рай - это учет и контроль. Ты думаешь, что у них, скажем, захотел гурию, иди и пользуйся? Вот тебе! - Длиннорыл сложил когтистую лапу в непослушный кукиш. - У них, браток, на гурий талоны, на амброзию и нектар талоны... А ведь моча, Смоляк, никакой крепости, сам пробовал... На арфы у них списочная очередь, хитоны раз в год выдают. Коньяк пить - грех, водочка и самогон - вообще подсудное дело. Застукают, тут же в Чистилище отправят, херувимам на воспитание. Ты, Смоляк, в Раю не был, а мне приходилось, когда я в демонах внешних сношений служил. А собрания ихние? - Длиннорыла скривило. - Не хочешь идти на собрание, так заставят! Шесть часов в сутки у них распевание псалмов и гимнов. Распевание, говорю, а не распивание! Славословиями приходится заниматься, а то ведь в нелояльности уличить могут. Не-ет. - Длиннорыл погрозил пальцем, плеснул себе в стакан и ткнулся и пряную жидкость розовым мокрым пятачком. - Ихняя жизнь не для чертей. Мы черти простые, а там за карты - в Чистилище, за журнальчики невинные, - он ткнул лапой в порнографический хлам, - в Чистилище! Ляпнешь что-нибудь про... нимбоносца... вообще хана