Александр Карпенко - Гребцы галеры

Переспрашиваю:

- Лапусь, а как зовут иорданского короля?

- Откуда я знаю?!

- Так ты ж от него беременна.

- Кто вам это сказал? Глупости какие!

- Доктор пишет... А что, разве нет?

- Нет. Вот мой муж. - Указующий жест в сторону водителя. Патрик постепенно краснеет. Опыта у него уже достаточно, чтобы не отвечать на такие заявления, но еще мало, чтобы вовсе на них не реагировать.

Ободряюще похлопываю пилота по плечу. Явление достаточно распространенное: увидела - и включила в свой бред. Знать, понравился рыжий. У меня была больная, которая с поразительной регулярностью беременела от всех политических деятелей подряд, а иногда и от каких-нибудь других знаменитостей. Вот как я в их число попал - до сих пор ума не приложу. Правда, там настоящей беременностью не пахло, одни фантазии...

Это ничего. Хуже, когда кого-нибудь враги преследуют, а он тебя туда же запишет. От врагов, случается, и обороняться начинают...

Соседи последнего больного встречают меня у подъезда. К путевке булавкой приколота четвертушка бумаги.

Отшпиливаю, переворачиваю. Почерк доктора Рат и здесь чист и аккуратен: "Шура, держи ушки топориком. Кадр бывает агрессивен, склонен к импульсивным действиям". Спасибо, Люси.

Желания проследовать в дурку на лице клиента не читается, но и протестов он не высказывает. Вообще, довольно вял и послушен. Но я, хорошо зная уважаемую Люси Рат, уверен, что предупреждение не напрасно.

Разворачиваю миленка к себе спиной и стягиваю ему локотки широкой мягкой лентой парашютной стропы. Классная штука! Узлы вяжутся легко, держатся крепко. А уж прочна - донельзя. Запросто вместо буксировочного троса использовать можно. Теперь мой красавец руками не намашется. Некоторая свобода движения конечностям при таком методе фиксации, впрочем, остается - покурить там или сопли подтереть. Щадящий способ.

Малый по-прежнему пассивен. Покорно плетется к автомобилю, лезет куда ведено. Даже не спрашивает, почему связали. Свободных мест больше нет. Стартуем в сторону психлечебницы.

Человек сторонний непременно пожалеет несчастного бедолагу, над которым издеваются бесчеловечные изверги в белых халатах. Жалелыцики чертовы!

Рассказка из серии "Там, дома". Лежал в психушке один вот такой же "безобидный". Лежал-полеживал, весь из себя апатичный, думы свои депрессивные в башке пережевывал. Глазки в потолок, лапки на брюхе скрестил. Прям хоть свечку в них вставляй.

Я аккурат в том дурдоме свою шелудивую карьеру начинал. В той же палате у окна находился молодой парень с переломанными обеими ногами - вышел из дома в окошко шестого этажа на голос звавшего его ангела. К ангелам угодить не сподобился, вместо райских кущ к нам прибыл. Зачем-то я к нему подошел - утку ли подать, повязку ли проверить - не суть. Вдруг слышу позади звериный дикий рев. Вскочил наш меланхолик, в доли секунды оказался на подоконнике и легким движением вырвал трехпудовую кованую решетку окна, добротно закрепленную в коробе могучими стальными стержнями.

Решетка полетела на избранника херувимов, а вырвавший ее больной - в окно. Только стекла градом посыпались. Все, что я успел сделать - подставить под падающую железяку плечо, чтоб несчастному пареньку не разбило голову

Кто-то внизу, во дворе, перехватил злыдня. Добавив к ушибам от падения изрядно еще, водворили на место. Плечо до сих пор ноет к сырой погоде там, где был перелом. Жуткая штука - взрыв депрессии. Раптус называется.

К чему это я? А, ну да. Я про то, что смирный и тихий вид больного не причина для ослабления внимания. Состояние может измениться мгновенно.

Черт! Воистину - не буди лиха, пока оно тихо! Лицо связанного перекосилось, в глазах зажегся злобный огонь. Шипя что-то сквозь зубы, пытается встать. Сейчас бросится. Ну бросайся, бросайся. Не оборачиваясь, протягиваю руку за водительское сиденье, нащупываю рукоять тяжелой резиновой палки, подтягиваю ее к своему плечу.

Но псих и не пробует на меня кинуться. Оттолкнувшись ладонями связанных рук от жесткой лавки, он, подпрыгнув пружинкой, дважды с силой бьет ногой в живот беременную...

Минут десять спустя. Пробка, образовавшаяся около нашего ставшего поперек улицы вездехода, отчаянно сигналит, тщась согнать нас с места. На взбесившегося клиента истрачены все имеющиеся в наличии веревки, отчего тот начал смахивать на египетскую мумию. Из рассеченной скулы капает кровь, пачкая брезент носилок. Шва четыре ему на морду наложить придется. Ну и... с ним. Не бить - убивать надо. Оттого что он не в состоянии отвечать за свои действия, желание задушить его меньше не становится.

Хлопочу около несчастной женщины. Бледна, испугана, но на живот вроде не жалуется. Ох, обошлось бы все благополучно!

- Врубай-ка, Патрик, иллюминацию и лети со всей мочи. Избави бог...

Пилот послушно включает проблесковые маяки и обходит скопление машин по тротуару, оставляя их распутываться без нас. Глухо стукнули колеса, когда машина спрыгнула с бетонного поребрика. Автомобиль, взревывая у светофоров сиреной, заторопился к городской окраине.

Всю дорогу я, переживая, поминутно приставал к пострадавшей с расспросами о самочувствии. Ее уже начала раздражать моя назойливость. Оправившись от испуга, иорданская наложница выглядела вполне прилично, улыбалась, слушая распеваемые сидящей сзади шустрой старушкой похабные частушки.

Вот и высокое крылечко нашего заведения.

От сердца отлегло. Кажись, обошлось. Привалившись к резной балясинке, мирно покуривает дежурный психиатр - Борух Авраамович. Вспотевшая лысина ученого мужа весело блестит на солнышке, контрастируя с уныло повисшим исполинским носом.

Выпрыгиваю из салона, с треском захлопнув дверь, объявляю:

- "Спецперевозка и компания". Оптовые поставки...

Доктор оживился, радостно всплеснул руками:

- Шолом, коллега! Что есть на продажу?

- ...душевнобольных, - заканчиваю я.

Нос вернулся в тоскливую исходную позицию.

- Через таких шуток появляется седых волос... - бормочет психиатр недовольно.

Я, не удержавшись, расхохотался:

- Нужно будет запатентовать новый способ борьбы с облысением!

Гинеколог, хирург, терапевт и снова гинеколог... Я уже озверел от многочасового торчания в приемном покое психушки и не начал кусаться единственно из-за понимания, что вся развернувшаяся вокруг безвинно пострадавшей больной паника совершенно оправдана. На кону - две жизни. Ее и не рожденного еще ребенка.

Напереливавшись из пустого в порожнее, высокий консилиум постановил, что содержаться в общем отделении женщина не может. Разъехались по своим больницам консультанты. С гинекологом убыла моя невезучая дурочка в сопровождении пары толстых неряшливых санитарок из отделения - в роддом направлен индивидуальный пост. Я устало мнусь с ноги на ногу перед заканчивающим тягомотную писанину Райзманом.