Михаил Герчик - Лети, Икар!

Напрасно были нацелены в небо мощные радиоприемные установки и телескопы. Напрасно Земля ежедневно посылала радиосигналы, разыскивая своих отважных сыновей. «Надежда» бесследно исчезла в черных просторах Вселенной.

Но человечество не теряло надежды достичь Сирасколии. За двести лет наука и техника на Земле совершили гигантский прыжок вперед. На Сирасколию была направлена вторая экспедиция. Ее постигла судьба первой.

Тогда и возникло предположение, что звездная система Омеги состоит из антиматерии[2], что это — антимир, куда никогда не сможет проникнуть человек.

Вопрос о полете на Сирасколию был похоронен на долгие годы.

Около десяти лет неутомимо добивался Андрей Дмитриевич разрешения на третью экспедицию. Он считал, что катастрофа постигла предыдущие звездолеты не потому, что они встретились с антиматерией, а потому, что были технически несовершенны, недостаточно мощны для того, чтобы преодолеть головокружительное расстояние, отделяющее планету Сирасколия от Земли. Наконец, звездолеты могли погибнуть от столкновения с метеоритами, которых, по наблюдениям и расчетам астрономов, было в этом районе Галактики очень много.

Около десяти лет борьбы…

Как Андрей Дмитриевич и ожидал, путь к Сирасколии закрывала область необычайного скопления осколков каких-то неизвестных планет, погибших миллионы лет назад. Эти осколки, занимая площадь поперечником в десятки световых лет, мчались по сложной завихряющей спирали с колоссальной скоростью и обладали могучей силой притяжения. «Малахит» почувствовал ее задолго до приближения к зоне: чуткие приборы предупредили Андрея Дмитриевича, что звездолет вдруг стал стремительно набирать скорость. Только переключив все двигатели на торможение, удалось спасти корабль от верной гибели. Перегрузка, создавшаяся при резком торможении, едва не стоила жизни членам экипажа.

Причина гибели «Надежды» и «Луча» была разгадана.

Попав в гравитационное поле[3], они не смогли вырваться из цепкого плена «зоны неприступности». Поток осколков разрушил обшивку кораблей, превратил их в мельчайшие частички космической пыли еще до того, как астронавты могли успеть послать радиограмму о бедствии.

Несложные расчеты показали, что пробиться через «зону неприступности» невозможно. Андрей Дмитриевич собрал экипаж на совещание!

— Мне кажется, что скопление осколков неоднородно. Где-то должна быть область раскаленных газов, — сказал он. — Обойти «зону неприступности» мы не сможем. Надо найти газовый поток и попытаться пробиться сквозь него. Иного выхода, по-моему, нет.

Соколов утвердительно кивнул.

— Да, возвращаться ни с чем нам нельзя. Но и поиски прохода могут затянуться. Боюсь, что не хватит горючего. По крайней мере на обратный путь. А до Сирасколии при интенсивном торможении еще около пяти лет пути.

— Во всяком случае, дней десять поискать проход следует, — встал со своего места Бахтин. — Если мы доберемся до Сирасколии, не думаю, чтобы мы не смогли пополнить там запасы горючего.

Двенадцать дней искал «Малахит» проход в «зоне неприступности». Он легко скользил в черном океане Космоса, прощупывая высокочувствительными приборами его просторы. Фотонный двигатель, вынесенный далеко назад, чтобы уберечь экипаж от губительного действия излучения и соединявшийся с кораблем трубой-туннелем, по которой двигался скоростной лифт, делал корабль похожим на гигантскую трубу-веретено.

Сложнейшие полупроводниковые и кибернетические приборы и устройства прокладывали курс корабля, предохраняли его от встреч с метеорами, автоматически включали импульсные орудия, которые вдребезги разбивали космические тела, грозившие столкнуться со звездолетом. Они контролировали расход горючего и содержание кислорода в воздухе, температуру в корабле и освещение… Но заменить людей они не могли — приборы подчинялись их команде.

На исходе двенадцатых суток, когда Андрей Дмитриевич уже начал колебаться, стоит ли продолжать поиски, потому что, борясь с колоссальным притяжением «зоны неприступности», «Малахит» расходовал очень много горючего, радиолокационные приборы отметили границу между твердыми частицами зоны и областью светящихся газов. В квадрате Альфа-217 Андрей Дмитриевич дал приказ бросить «Малахит» на прорыв. Тогда-то он и отправил Икара в свою каюту, приказав ему принять снотворную таблетку.

Соколов и Бахтин ушли в отсек главного двигателя. Несмотря на показания приборов, свидетельствующие, что обшивка «Малахита» должна выдержать температуру газов, а двигатели — преодолеть силу притяжения, члены экипажа понимали, что борьба будет тяжелой и напряженной.

Но иного выхода не было.

…Андрей Дмитриевич вспомнил, как «Малахит» вошел в «зону неприступности».

Могучий светящийся поток потряс корпус корабля. Стрелки приборов, отмечающие вибрацию, поползли вверх. Но металл выстоял. Андрей Дмитриевич включил все холодильные установки, чтобы сбить быстро поднимающуюся температуру, и это удалось ему, хотя иногда жара в рубке достигала 50–60 градусов.

Их было четверо на «Малахите», и корабль, развив большую скорость, менее чем за 15 часов прорвался сквозь «зону неприступности». Взрыв произошел, когда звездолет уже выходил на свободный космический простор и начал набирать скорость. Очевидно, колоссальная температура газа вызвала перегрев отражателей главного двигателя, изменила атомную структуру металла. Отражатели начали оплавляться, мгновенно, заменить их запасными механические роботы почему-то не смогли. Колоссальная энергия, не подчиняясь уже регуляторам, вырвалась на свободу. Чем можно было иначе объяснить взрыв двигателей и, по-видимому, смерть Бахтина и Соколова, Ожегов не знал.

…На панели, привлекая внимание Андрея Дмитриевича, тревожно защелкал прибор, контролирующий запасы энергии в аварийных батареях. Командир равнодушно посмотрел на него. Тридцать пять суток… Так он и думал. Еще тридцать пять суток аварийные батареи будут питать энергией уцелевшие приборы, подавать воздух, поддерживать температуру в рубке. А затем, если корабль не попадет в метеоритный поток и не погибнет, на: пультах погаснут разноцветные лампочки, и леденящий холод начнет просачиваться через его обшивку.

Смерть… Андрей Дмитриевич решительно встал с кресла. Нет, о смерти думать рано. Тридцать пять суток… Это ведь очень много времени. Командиру не раз приходилось бывать в авариях, когда счет шел не на сутки, а на минуты и даже секунды, и когда только неукротимая жажда жить помогала ему одержать победу. А сейчас он должен добиться победы любой, ценой, чтобы спасти Икара.