Айзек Азимов - Дибук с Мазлтов-IV

Только не сочтите, что наше сокровище — для всех сокровище. Почти все евреи на Венере ашкеназы — люди, чьи предки эмигрировали из Восточной Европы в Америку до Катастрофы и не вернулись в Израиль после Сбора. Но у нас, по крайней мере, три вида ашкеназов, и только мы, левиттаунские ашкеназы, зовем рабби Смолмэна Великим раввином Венеры. Вильямсбургские ашкеназы, а их гораздо больше, ашкеназы в лапсердаках, которые дрожат и молятся, дрожат и молятся, зовут рабби Смолмэна пасхальным раввином. А для ашкеназов Майами, богатых счастливчиков, живущих в большом Ай-Би-Эм-Барроу, раввин — что незамужняя девчонка, напустившая умный вид. Говорят, вильямсбургские ашкеназы верят во все чудеса, для левиттаунских ашкеназов чудо — найти работу, а ашкеназы Майами не верят ни в чудеса, ни в работу, они верят только в экспорт-импорт.

Я вижу, вам не терпится. Вы закусили, сейчас попробовали супа и ждете главного блюда. Послушайте, успокойтесь немножко. Я только расскажу вам одну вещь. Назовем это салат. Так, крохотный салатик, не займет много времени. Что? Вы хотите историю, похожую на бутерброд? Так идите куда-нибудь еще. Мильчик подает только полные обеды.

В тот вечер после седера сижу я на скамейке возле нашей квартиры в Дарджилинг-Барроу. По мне, это лучшее время: спокойно, тихо, большинство уже в постели, в коридоре есть чем дышать.

Сижу, думаю, и выходит Аарон-Давид и садится рядом со мной.

— Папа, — начинает он, помолчав. — Я собираюсь стать раввином.

— Поздравляю, — говорю я. — Что касается меня, то я собираюсь стать вице-королем Венеры.

— Я серьезно, папа.

— А я шучу? Почему бы меня не назначить в Совет Одиннадцати Земных Наций или президентом Титана и Ганимеда? Я буду еще хуже, чем этот нынешний хулиган, так что — у него разобьется сердце в груди?.. Ну хорошо, — говорю я сыну, я ему говорю «хорошо», потому что он поворачивается ко мне и смотрит на меня глазами Сильвии, а такие глаза, я вам скажу, могут смотреть. — Итак, ты хочешь стать раввином. Чего же зря хотеть. Я тебе дам все, что смогу дать. Ты знаешь, у меня есть маленькая синяя отвертка. Ее сделали в Израиле пятьсот лет назад, когда Израиль еще считался еврейским государством. Это драгоценная маленькая отвертка, что как кость моей правой руки, и все же я отдам ее тебе, если ты попросишь. Но я не могу достать денег на обучение в ешиве. И, что еще важнее, у меня нет денег даже на перевозку твоей невесты. Традиция, ей много сотен лет, с тех пор, как евреи начали эмигрировать в космос: невеста в Левиттаун должна прилететь с другой планеты… А ведь у тебя еще два брата.

Аарон-Давид чуть не плачет.

— Если бы только… если…

— Если, — повторяю я. — Если… Ты знаешь, что мы говорим о «если». Если бы у твоей бабушки была мошонка, она была бы твоим дедушкой. Посуди сам, до начала обучения нужно знать три древних языка: арамейский, иврит и идиш. Так я тебе скажу. Если ты многому научишься заранее, может быть, если произойдет чудо и мы сможем отправить тебя в ешиву, ты сможешь кончить ее раньше, чем наша семья разорится. Если рабби Смолмэн, например, согласится давать тебе уроки.

— Согласится! — перебивает меня мой мальчик. — Он уже занимается со мной!

— Нет, я говорю об уроках, за которые надо платить. Один день после ужина ты учишься у него, а на следующий день после ужина мы с тобой все повторяем. Так и я немного обучусь, не буду таким невеждой. Ты знаешь, что сказано в Книгах об изучении Талмуда: «Найди себе товарища…» Ты будешь моим товарищем, я буду твоим товарищем, и рабби Смолмэн будет нашим товарищем. Мы объясним твоей матери, когда она станет кричать, и нас будет двое против одного.

Так мы и сделали. Чтобы заработать лишних денег, я стал возить на своем модуле грузы из космопорта. Вы заметили, он едет сейчас так, будто у него грыжа? И я пристроил Аарона-Давида в бойлерную на восемнадцатом уровне. Я рассудил так: если Гилель чуть не замерз до смерти на той крыше, чтобы стать ученым[6], не беда, если мой сын немного попарится ради той же цели.

Мой сын учится и учится, он все больше ходит и говорит как грамотей и все меньше ходит и говорит как телемастер. Я тоже учусь, не так, конечно, но достаточно, чтобы украсить свою речь строками из Ибн Эзры и Менделе Мойхер-Сфорима. Я не стал от этого ни на грош богаче, я все такой же шлемиль[7], но, по крайней мере, я образованный шлемиль. Я счастлив. Правда, я не вижу, где взять денег на ешиву. Но послушайте, учение всегда учение. Как говорит Фрейд, просто увидеть из Варшавы Минск, даже если ты не понимаешь, что видишь, — уже хорошо.

Но кто, спрошу я вас, может увидеть отсюда Ригель?

Конечно, о неосионистском движении мы слышали давно. Евреи всегда знают, когда другие евреи собираются устроить неприятности на свою голову. Мы слышали о книге доктора Гликмана, слышали, что его убили вегианские даянисты, что по всей Галактике у него появляются последователи. Послушайте, в нашей синагоге даже устроили денежный сбор «Героической памяти доктора Гликмана и на выкуп Святой земли у иноверцев с Веги».

С этим я не спорю. Я сам раз-другой бросил пару монет в кружку. В конце концов, почему бы Мильчику-телемастеру из своих личных средств не помочь выкупить Святую землю?

Но неосионистское движение — другое дело. Я не трус, и в случае крайней необходимости готов умереть ради своего народа. Но если нет крайней необходимости… Послушайте, мы, евреи на Венере, научились не высовывать носа из своих нор. Не то чтобы на Венере был антисемитизм — нет, кому такое в голову придет?! Когда вице-король пять раз на неделе заявляет: у Венеры, мол, отрицательный торговый баланс, потому что евреи ввозят слишком много кошерной еды, — это не антисемитизм, это глубокий экономический анализ. И когда министр внутренних дел устанавливает квоту на число евреев в каждой норе и позволяет переезжать лишь по особому разрешению — это тоже не антисемитизм, ясно, это эффективный контроль над миграцией. Что я хочу сказать: зачем злить такое евреелюбивое правительство?

Еще одно мне не нравится в неосионизме. И об этом трудно говорить вслух, особенно перед посторонним человеком. Насчет возвращения в Израиль. Где же еще быть еврею? Мы начинали там с Авраамом, Исааком и Иаковом. Ничего хорошего. Первый раз мы вернулись с Моисеем и немного-таки там пожили — пока нас не вышвырнули вавилоняне. Потом нас привел Зоровавель, но Тит сжег Храм, и римляне заставили нас снова уйти. Две тысячи лет странствий по миру дали нам всего-навсего Спинозу, Маркса, Эйнштейна, Фрейда и Шагала, и мы сказали: достаточно так достаточно, обратно в Израиль. И вот мы вернулись с Бен-Гурионом, Хаимом Вейцманом и остальными. Пару веков все шло нормально. Приходилось беспокоиться только из-за сорока миллионов арабов, мечтавших нас убить. Но этого же мало для тех, кого сам Господь, благословенно Имя Его, назвал на горе Синай «упрямым народом»! Нам нужно было ввязаться в спор — в разгар Межпланетного кризиса — с Бразилией и Аргентиной!