Александр Борянский - Ужасный рассказ (из жизни чертей и прапорщиков)

Выбравшись из пещеры наружу, прапорщик, еле передвигая ноги, поплелся домой. Вроде все вокруг было знакомо, и мимо этого обрыва он проходил тысячу раз, но никогда бы не предположил, что именно здесь с ним случится такое. Что с ним произошло, прапорщик не понимал, однако некоторые мысли все-таки бродили в его обалдевшем от страха сознании. "То ли органы проверяют, то ли заграничные спецслужбы вербуют", - решил прапорщик уже на подходе к своей парадной. В лифте он длинно выругался, и ему малость полегчало, хотя ноги все равно были ватными. Жена, открывшая дверь, строго оглядела Афонькина и, не сказав ни слова, ушла на кухню. Во все двери она входила и выходила, только боком. Таков был ее стиль жизни. Прапорщик трясущимися руками снял сапоги, форму и повесил на крючок, где по традиции висели только его вещи. Надел пижаму и пошел на кухню, собираясь поведать о случившемся жене. - Мариша! - негромко позвал он ее. - Чего? - откликнулась она, находясь к нему боком. Глаз от работы она не отрывала. Филя хотел было уже открыть рот для рассказа, но тут его осенила одна мысль. Он встал, повернул жену к себе лицом и, строго смотря ей в глаза, спросил: - Где была час назад? Мариша часто заморгала глазами и уверенно прошептала: - Дома. - Хрю-хрю! - вдруг неожиданно сказал Филя и встряхнул жену за плечи. Узнаешь? - Болен ты, что ли? Или дурачишься, - жена попыталась убрать Филины руки, но не тут-то было. - Сама ты больная. Хвост показывай! -гневно сказал Афонькин и нахмурил брови. - Показывай! Жена положила руку на его лоб и покачала головой. - Устал ты сегодня, Филя. Идем, я тебя в постельку уложу. Афонькин сразу обмяк после этих слов. Ему стало жалко себя, и он плаксивым голосом сказал: - Идем, идем, Мариша. И правда, устал я сегодня. Историю эту он решил рассказать завтра утром, на свежую голову. Но сегодня на всякий случай спросил: - Ты случаем с птеродактилем не спуталась? С летучим-то ящером... - Нет, нет, Филенька,- сказала Мариша, наклонилась к мужниному лицу и втянула носом воздух. - Не пил вроде... - медленно произнесла она и укрыла Афонькина одеялом. Затем погасила свет и по обыкновению боком вышла из комнаты. Прапорщик уснул моментально. Снов он никогда не видел, не увидел бы и сегодня, но вдруг чья-то холодная рука дернула его за плечо. - Вставай, Афонькин. - А? - Прапорщик резко подскочил. - Тревога? - Нет, нет, дурашка ты улыбчивая, - дружески сказал голос незнакомца, который предлагал Афонькину "испанский сапог". Прапорщик узнал этот голос и понял, что приключения его не окончились. Бешено заколотилось сердце. Он встал и, ведомый незнакомцем, пошел к себе на кухню. Когда он проходил мимо комнаты, где Мариша смотрела телевизор, то решил позвать ее, но чужак, как бы угадывая его мысли, сквозь зубы произнес: - Я те позову. Я те голову откушу! Когда они уже входили на кухню, Филя услышал, как из телевизора кричали: - Корадо, соглашайтесь! - Нет, я вышел из игры! Голоса становились все громче. - Адвокат Теразини не дремлет! - Нет! - Последний раз прошу! - Нет! - Ну, тогда я пошел, - вдруг неожиданно спокойно сказал один из спорящих. - Ну, тогда я согласен, - также спокойно ответил другой. Дверь кухни закрылась. На улице было уже совсем темно. Как всегда, не горел уличный фонарь. Афонькин потрогал пуговицу своей пижамы и осторожно спросил в темноту: - А почему на кухне? - Секрет фирмы, - сосредоточенно ответил чужак и подтолкнул Филю к табуретке. - Садись! - А какая у вас фирма? - безнадежно спросил прапорщик и сел на непокрашенный табурет. - Расслабься! - сказал незнакомец и начал делать какие-то движения руками у прапорщика под носом. - Больно? - осведомился Афонькин, расслабляясь. - Нет, приятно, - мучитель подождал несколько секунд, а потом жестко произнес: - Отключись! Афонькин закрыл глаза. Руки и ноги как будто больше не принадлежали ему. По телу пробежали горячие и колючие струйки. Афонькин увидел себя со стороны. Но не здесь, не на кухне. Он стоял у подножья какого-то холма и смотрел на небо. В небе, над его головой пролетала стая птеродактилей. Они спешили на юг, в теплые края. Вдруг один из них отделился, приблизился к Афонькину и, как хорошему знакомому, помахал крыльями так, как это сделал бы самолет. - Узнал-таки,- прошептал прапорщик и вытер рукой влажные глаза. Знакомый птеродактиль вернулся к своим. Скоро стая летающих ящеров скрылась из вида, а Афонькин все стоял и, как завороженный, махал им вслед рукой. Вдруг сверху, свистя и дребезжа, спустился космический корабль, похожий на солдатскую миску. Из него выбежали инопланетяне в генеральских погонах и силой затащили к себе на посудину. Афонькин сначала хотел отдать честь, но вспомнил, что на нем пижама, и передумал. Для начала прапорщика провели между рядов инопланетян, которые все как один были в серебристых одеждах с генеральскими погонами на плечах. Они трижды прокричали "Ура!" и предложили дорогому гостю вместе отобедать. Но тут, как будто из-под земли, появился рядовой Майсурадзе с кинжалом в руке. Он кинулся на прапорщика, неистово крича: - За-рэ-жу! Глазы ви-колю!!! Афонькин испуганно замахал руками и завопил что было сил: - Генералы! Помогите! - Мы не генералы!-хором ответили генералы и исчезли. Афонькин остался один на один с Майсурадзе. Тогда он побежал со всех ног, побежал, побежал, но увидел впереди тупик и... Картинка неожиданно сменилась, и Афонькин увидел себя на берегу моря. На этот раз он был уже в плавках, а не в пижаме. Красивая длинноногая девушка в открытом купальнике терла ему спину мочалкой. Другая, похожая на машинистку Зину, работавшую в штабе, медленно маршировала вдоль берега и задумчиво твердила себе под нос: - Раз, два. Раз, два. Она также была в купальнике. Стройная, пышногрудая блондинка мыла в море афонькинские сапоги и напевала его любимую песню "Не сыпь мне соль на рану". Афонькин в приятной истоме приподнял голову и вдруг увидел жену Маришу, которая пристально смотрела на него, качала головой и с сожалением говорила: - Эх, Филя, Филя... - Мариша! - испуганно вскрикнул прапорщик, но было уже поздно. Она взяла неизвестно откуда появившегося майора Тарасева (особиста, очень нехорошего человека!) под руку и пошла с ним прочь. Почему-то майор Тарасев был в Филиных пижамных штанах. - Мариша! - Афонькин громко заплакал и сжал в руках теплый песок... Он открыл глаза. На кухне никого не было. Афонькин почесал затылок и подумал о том, что видел. "Пожалуй, это все-таки особый отдел. На реакцию в новых условиях проверяют. Иначе зачем эти звери в клетках и корабль этот несоветский? Может, хотят направить куда?" Прапорщик проникся чувством собственного достоинства и стал размышлять, что же такого заманчивого ему могут предложить, но услышал скрип открываемой кухонной двери. - Это я, - на всякий случай сказал прапорщик. - А это я, - ответил голос с хрипотцой, и рука в кожаной перчатке любовно погладила Филю по голове. Афонькин узнал голос. Рука в кожаной перчатке также была ему знакома. - Сиди спокойно, - властно произнес голос. - Сижу,- ответил Филя и часто застучал зубами. Кожаные перчатки без всяких церемоний начали ощупывать Афонькину шею. Они как будто что-то искали. Филя только хотел спросить о том, что именно ищут у него на шее, как чужак нажал на какую-то точку возле кадыка, и Афонькин уже второй раз за вечер отключился. Глаза его закрылись, а руки безжизненно повисли вдоль тела... Афонькин увидел себя в строю таких же, как он, братьев-прапорщиков. - Прапорщик Афонькин! - раздался голос командира, - Я! - Выйти из строя! - Есть! Афонькин сделал два шага вперед и повернулся кругом. - В связи с особыми заслугами перед Армией, днем рождения и хорошей женой Маришей прапорщику Афонькину присваивается высочайшее звание "старший прапорщик"... Извините - самый старший прапорщик! Все зааплодировали. Покрасневший Филя хотел было что-то прокричать, как положено по уставу, но командир полка неожиданно подошел к нему и, скаля зубы, заорал прямо в ухо: - Идиоты! Это же розыгрыш! Ты разжалован! Теперь ты младший прапорщик! Если бы у Афонькина был сейчас пистолет, то он непременно пустил бы его в ход. "Сначала в командира, потом в себя!" -подумал Филя и схватился рукой за сердце. Он уже падал в обморок, но тут ощутил себя большой зеленой мухой. Филя-муха взлетел и исчез на глазах у изумленных сослуживцев. Все мухи, встречавшиеся на пути, обращали на него внимание. Никто из них раньше не видел мухи в фуражке. Фуражка же уменьшилась в размере вместе с Филей и была как раз впору. Так он летел и летел бы себе куда-то, но вдруг почувствовал приступ голода. Увидев трех жирных мух, спешащих куда-то, он решил присоединиться к ним. - Ж-ж-жрать хочешь?-осведомилась одна из них. - Хочу,- ответил Афонькин и подлетел ближе. Минут через пять самая толстая муха ринулась вниз. - Вот она! - прожужжала толстячка. Мушиная компания уселась на дохлую гусеницу, которая распласталась в позе умирающего лебедя под старым деревом. - Свеженькая! Зелененькая! - произнесла самая пожилая из мух и с удовольствием облизнулась. Прапорщик понял, на чем сейчас сидит, и его стошнило. - Брезгуешь, паучина! - набросились на Филю товарищи-насекомые. Еле-еле он унес крылья. После пережитых ощущений его потянуло домой. Скоро он влетел в родное окно. Мариша стряпала что-то на кухне и напевала какую-то песенку. - Ж-ж-жена, это я,- сказал Афонькин и сел ей на плечо. - Пошла вон! - Мариша замахнулась на Филю тряпкой. Он слетел и начал увертываться от ударов, которые ему предназначались. Так продолжалось несколько минут, и Афонькин заметно устал. Прапорщик сел на ручку кресла отдохнуть и прикрыл глаза. Он не заметил подкравшуюся жену, которая занесла над ним роковую тряпку. Еще мгновенье - и он будет раздавлен. Страх сковал крылья, Филя-муха не шевелился. - Прощ-щ-щай!-успел прожужжать Афонькин и по-мушиному побледнел... Филя открыл глаза и осмотрелся. На кухне было по-прежнему темно, но он чувствовал, что чужак где-то здесь, рядом. - Что вам от меня надо? - плаксиво спросил Афонькин. - Отдай мне свою душу, - вкрадчивым тоном проговорил голос с хрипотцой. "Цэрэу, - окончательно уверился прапорщик. - Или все же проверяют? Что бы ни было, главное - не соглашаться!" - Не дам, - ответил Афонькин. - Ну тогда продай. Афонькин задумался, но остался неподкупен. - Тебе что, не страшно? - удивленно спросил чужак. - Страшно! - честно ответил Филя. - Ну так продай. - Нет. - Продай душу-у! - уже требовательно заголосил незнакомец. - Не-е-ет, - проблеял Афонькин. - Продай душу-у-у-у!!! - ужасно загрохотало над головой. Афонькин невольно сравнил голос с голосом командира на плацу, которому он всегда завидовал, когда тот кричал: "Смирно! Раз-гиль-дяаи-и!!!" - Продай ду-ушу-у, червь земной!!! Голос пробирался в самое нутро Афонькина, голос был очень мощным, поставленным, командирским, и у прапорщика сработал условный рефлекс: он вскочил, вытянулся и по привычке рявкнул: - Виноват, товарищ полковник, недоглядел! - Идиот! - разозлился незнакомец. - Служу Советскому Союзу! - отрапортовал прапорщик. - Душу продай, придурок, понимаешь: ду-шу. - Нет, - сказал Афонькин, вспомнив, где находится. Тогда незнакомец вышел из-за спины Афонькина, впервые показавшись ему на глаза. - Афонькин, брат, - сказал незнакомец, положив прапорщику руку на плечо,ну продай ты душу, ну на фига она тебе нужна? - Не продам, - очень тихо, но упрямо прошептал прапорщик. - Ну и ну, - сказал чужак хриплым голосом. - Откуда у тебя столько смелости, упертый, берется? - Не могу знать, - ответил Филя и нервно заерзал на стуле. Вдруг из темноты выскочил ужасного вида монстр с огромными сверкающими клыками, то и дело поглядывая на часы, стал плеваться и кричать прямо в лицо Афонькину: - Зачем банку забрал, гнида?! Отдай банку, банку с краской отдай, скотина! Ненавижу! Отдай банку! - по голосу Афонькин узнал первого мучителя. "Ворюга,- решил прапорщик. - Куда ни глянь - везде воры. А красочка-то моя!" Незваные гости заметно торопились. Монстр еще немного покричал, глядя на часы, потом втянул клыки, с ненавистью взглянул на прапорщика и исчез. - Ну что ж,- сказал чужак с хриплым голосом, - повезло тебе, прапорщик. А нам теперь шею намылят. Ну, прощай! -и рука в кожаной перчатке по-отцовски двинула Филю в челюсть. Только оказавшись на полу, Афонькин начал сознавать, что все кончилось, но страх еще не покинул его. Преодолевая этот страх, он встал и негромко произнес: - Разрешите обратиться. - Ну? - Тут вот какое дело... - раздался крик первых петухов, и Афонькину пришлось подождать, пока они смолкнут.- Мне бы это... - Ку-ка-ре-ку! - продолжили петухи во второй раз. - Ну? -жестко переспросил незваный гость. - Мне бы щипчики, что там, в пещере, были. Очень они мне пригодились бы, извиняющимся голосом промямлил Филя.- За страдания... Прокукарекали третьи петухи, и незнакомец исчез, вернее, испарился. - Щипчики-то...- прощально произнес прапорщик и схватился рукой за сердце. Чужак и давешний монстр на мгновенье появились вновь, набрали в легкие побольше воздуха и изо всех сил рявкнули: - Да пошел ты!.. - и сказали куда. "Наши люди, - окончательно решил прапорщик. - Точно, проверяли органы". Чужак с монстром исчезли совсем и больше не появлялись. Афонькин судорожно сглотнул слюну, встал и включил свет на кухне. Никого не было. Только старый непокрашенный табурет и сам прапорщик знали о том, что здесь недавно происходило. Филя погасил свет и прошел в спальню: - Где был? - сонно спросила Мариша. - В туалете,- соврал Афонькин и повернулся к стене. Виря и Телевизор стояли в огненном круге. - Ну что, внушатель,- проговорил Виря,- и крови напились, и душу купили? - Я сделал все что мог, - оправдывался Телевизор. - Я ж не виноват... Кто знал, что он таким окажется. Все внушаемые ассоциации на свой лад перекручивал. Да и времени не хватило, а то я бы разобрался и в его психологии. А так - слишком уж примитивно он все понимает. - Да уж, конечно, ты здесь ни при чем,- согласился Виря.- И чего я такой невезучий?! Да я б этого... Афонькина... разорвал бы клыками. Всю кровь бы высосал! - Нельзя, сам знаешь. - Угу. "Пока клиент не напуган до необходимой отметки..." А у него, гада, ни разу не было больше 13 баллов. Я уж пялился, пялился на эту штуку... Виря взглянул на испужометр, который на манер часов был надет на левую руку. - Вообще не везет сегодня. И с этим типом тоже... (Надо сказать, что перед тем, как заняться прапорщиком в его квартире, Виря и Телевизор решили побродить по городу и хоть немного, в шутку, попугать прохожих. Однако первый же объект, которого они попытались застращать, с трудом отвалился от стены, дыхнул на них перегаром и заплетающимся языком принялся просить "пару копеек, ну сколько не жалко". Посланцы потустороннего мира поспешили оставить его в покое). - Тебе еще ничего... - грустно сказал Виря. - Ну, поругают. А мне все хана, экзамен завалил. Очутившись на том свете, они вошли во Врата, затем прощально кивнули друг другу и молча разошлись каждый в свою сторону. Виря взглянул на будку дежурного черта и пробормотал себе под нос: - В сторожа пойду, вот!.. Проходя через котельную, он вдруг увидел в одном из котлов знакомую физиономию. Присмотревшись внимательней, Виря узнал своего бывшего соседа, при жизни читавшего лекции по научному атеизму в каком-то вузе. Сосед выл и верещал, как и все прочие грешники. Было видно, что попал он сюда совсем-совсем недавно. Виря подошел к котлу и спросил: - Ну, как дела? Бывший сосед выпучил глаза и заверещал еще сильнее. - Больно? - осведомился Виря. - У-у-у!!! Как больно! - завыл сосед. - Не ври! - сурово оборвал его Виря. - Она ж холодная. И опустил руку в котел. Но к ним уже спешил один из чертей, обслуживающих котельную. - Ты что ж это народ баламутишь?! - заорал черт.- Какая ж она холодная! Где это она холодная? Пойди инструкцию почитай, огненными буквами написано: "ГОРЯЧАЯ ВОДА". Иди, иди отсюда, умник! "Скучно в Аду, - подумал Виря, подходя к Школе Вампиров. - Скучно - это еще хуже, чем страшно. Лучше уж было бы страшно. Все-таки страшно - это всегда интересно. Заходить в Школу сейчас очень не хотелось, но надо было сдать реквизит. Перед самым кабинетом, в котором сидело привидение Симеона Топорика, он вспомнил, что забыл на том свете злополучную баночку с краской. Пробормотав магические слова, он притянул баночку к себе, и она оказалась у Вири в руках. Перед тем, как войти, он поставил баночку на пол и снял с руки испужометр, все еще настроенный на прапорщика Афонькина. В последний раз взглянул на него... и чуть не выронил из рук. Испужометр показывал 20 баллов, именно те недосягаемые 20 баллов, которых никак не могли добиться ни Виря, ни Телевизор. - Ну что же так вывело из себя этого прапорщика?! - завопил Виря, чуть не плача. Но этого он узнать уже не мог. И все-таки: что же еще случилось с Филей Афоньки-ным после того, как Виря с Телевизором были вынуждены оставить его и отправиться к себе в Ад?