Андрэ Нортон - Оборотень

Это заняло несколько часов, и люди уже шатались от усталости, подбрасывая топливо в огонь. Глаза их понемногу начали цепко ощупывать друг друга, как поняла Эрика, в поисках признаков болезни.

Руководила обрядом Герта. Потом она пошла домой и начала сортировать флаконы и пакетики. Эрика смешивала и растирала снадобья, следуя указаниям знахарки.

— Все, что может быть сделано, должно быть сделано. Собери все чашки и кружки, оставленные на столе, дитя, и подготовь их.

Едкий запах костра, словно проклятье, повис над деревней, и Эрика видела, как люди подбрасывали туда все, к чему могли прикоснуться их руки. Она приготовила чашки, и Герта принесла тяжелый котелок. Работавшие, должно быть, заметили ее, приняв ее появление за сигнал, ибо они начали подходить к ней, грязные, закопченные костром, но ни один не стоял рядом с другим.

— Знахарке дается лишь то знание, которое позволяют Великие. Я ничего не могу вам обещать. Но здесь у меня снадобье, вместившее силу многих лекарств, некоторые из них сродни легким формам чумы. Выпейте и надейтесь, ибо это все, что вам остается.

Они выпили все под пристальным взглядом Герты, следившей, чтобы каждый принял свою полную долю. Когда кружки опустели, усталость, казалось, сразила их окончательно, и люди сели на берегу реки. Две женщины плакали, а третья, с застывшим выражением озлобленности на судьбу на лице, снова и снова ожесточенно вонзала нож в землю, словно пытаясь очистить его для какой-то неведомой цели; мужчины же с мрачными лицами поглядывали на огненную башню посреди деревни.

Эрика все цеплялась за юбку Герты, словно ребенок, только что научившийся ходить. Держась за знахарку, она чувствовала странный комфорт, возможно, потому, что от Герты исходили уверенность и спокойствие знания. Вместе с тем в Эрике росла непонятная уверенность в том, что чума не представляет для нее угрозы и что добычей болезни будут те, кто тоскует и изрыгает проклятия на берегу реки, но только не она.

Она не отставала от Герты ни на шаг, когда они вернулись в свой дом. Но на пороге она споткнулась, словно перед ней выросла стена, через которую было не перебраться. Но, кроме пучка сушеной травы, каким-то образом упавшего с крючка под потолком, она ничего не увидела перед собой. Аромат, исходивший от него, делался все более острым, и Эрика издала тихий горловой звук, больше напоминавший вой, чем жалобу.

Герта повернулась и застыла, глядя на приемыша так, будто та была отколовшимся кусочком самой чумы. Словно обессилев, знахарка опустилась в свое кресло. Ее губы беззвучно шевелились.

Эрика ничего не услышала, лишь почувствовала острое покалывание кожи, словно ростки эрики, на ложе из которых она родилась, вновь вонзились в нее. Запахи в доме становились все нестерпимее, некоторые из них казались отвратительнее, чем дым того страшного костра.

Руки зачесались, она потерла их друг о друга, а потом опустила глаза и застыла в ужасе, ибо ладони касались не гладкой кожи, а густых волос. Серый, как пепел костра, мех покрывал руки. Она быстро закатала рукава, и увидела под ними то же самое; тогда она разорвала шнуровку лифа, чтобы убедиться, что под ним идет тот же процесс.

Чума! Но ведь у прасола не было подобных симптомов. Эрика в ужасе закричала, но из горла у нее выходили не слова, а нечто похожее на вой.

В отчаянии она поднесла свою странную, словно одетую в перчатку руку, к Герте и рухнула на колени, молча умоляя о помощи.

Знахарка поднялась с кресла. Изумление, исказившее было ее лицо, исчезло. Она облизнула пересохшие губы и заговорила медленно, словно объясняла что-то маленькому ребенку, которого нужно заставить понять.

— Ты — Оборотень. — И вновь язык метнулся по сухим губам. — Теперь ты обрела свою истинную сущность. Почему — я не знаю, если только случившееся сегодня не производит странного воздействия на существ твоей крови. Вот что я скажу тебе, дочка: уходи прочь. Им, — она мотнула головой в сторону деревни, — нужен кто-то, на кого можно возложить вину за несчастье — они вспомнят, как не похожа ты на их детей — а теперь и вовсе!

— Но, — голос Эрики превратился в хриплый рокот, — я… я почувствовала зло… я хотела помочь…

— Верно говоришь. Но ты всегда выделялась среди других детей. Всегда в деревне были люди, которые шептались у тебя за спиной. А теперь, когда это черное проклятье повисло над нами, шепот превратится в крик.

— Ты назвала меня Оборотнем, — слезы скапливались в глазах девочки, увлажняя мех на щеках. — Значит, я что-то вроде ночного демона?

Герта покачала головой.

— Ты из расы древних. Еще до того, как первые люди в поисках земли пришли в эту долину, твои сородичи уже селились здесь. Но затем вы исчезли, как исчезает вымирающий народ под напором более сильной и свежей крови. Не знаю, почему твоя мать вернулась сюда, хотя ее, возможно, привело сюда горе, ибо смерть следовала за ней по пятам. Я не…

Внезапно она замолкла и встала с кресла.

— Святилище, — сказала она, осененная догадкой. — Конечно же, только святилище могло заманить ее сюда, лишь там она могла получить помощь от какого-то страшного недуга!

— Святилище?..

— Да, то самое, которое стоит за прудом. Никто никогда не видел ту Великую, которая приказала его построить, и те, кто его строил, не понимали, зачем она это делает… во всяком случае, они не отвечали ни на какие расспросы. Но если то место обладает силой для твоих сородичей, возможно, и ты сумеешь спастись там…

— Но ты… чума… — растерянно прохрипела Эрика.

— Слушай, дитя, всем живущим тварям приходит конец, и причин этого мы никогда не постигнем. Я знахарка; то, что я могу сделать для этих людей, многих из которых я знаю с колыбели, я сделаю. Но я также знаю, как страх мутит мозги, и я не отдам тебя в их руки. Достаточно кому-то сказать «Оборотень» и показать пальцем — и охота будет быстрой и короткой. Возможно, твоя мать пострадала как раз от такой охоты. Иди же в святилище. Ты, я уверена, преодолеешь преграду, за которой оно стоит. Проберись за экран, и пусть вся благодать трав и фруктов, земли и рек пребудет с тобой. Иди… они уже приближаются.

Эрика обернулась через плечо. Те, кого судьба загнала на берег реки, уже не сидели поврозь, они объединились, что и предвидела Герта, и лица их были повернуты в сторону дома знахарки.

Хотя все сказанное Гертой казалось девочке слишком невероятным, было видно, что сама знахарка, охваченная страхом, твердо верит в свои слова.

Возможно… возможно, их ярость обрушится и на Герту, если они решат, что Эрика как-то причастна к их злой судьбе. В конце концов она же была приемышем Герты с рождения.