Владимир Гусев - Записки сервера

Для человека, конечно, хотел сказать я - и осекся. Человек-то появился на шестой день творения, а знаменитую фразу библейский Бог повторял в конце каждого рабочего дня.

- Для Бога, наверное.

- Именно! А что хорошо для русского, то немцу - смерть!

- В смысле?

- Добро и зло понятия относительные. И то, что хорошо для Бога, не обязательно должно быть хорошо для человека. Человек в картине мироздания играет важную, но не центральную роль. Он выполняет какую-то функцию. Какую? - не унимался Гордей.

- Наверное, в Библии про это написано. Человек должен быть царем природы, нарекать все сущее по имени...

- То есть выполнять функции наемного менеджера в принадлежащем Богу царстве. Но - возвращаемся к изначальному вопросу - для чего оно было создано?

- И к изначальному ответу: нам не дано предугадать промысел Божий.

- Но и не запрещено пытаться понять его.

- Не знаю, не знаю... Я где-то читал, что размышлять о том, что такое карма и как она работает, нельзя: могут быть большие неприятности!

- Но мы же не о карме говорим? Этот пустяк меня интересует меньше всего.

- Ну и нахал же вы, батенька!

- Я не махал, я дирижировал, - вспомнил Гордей детскую отговорку.

- Что-то я не пойму, как твой смысл жизни связан с самовосстанавливающимися компьютерами.

- Ты что, еще не догадался? - удивился Гордей.

Не люблю я умников. Они тратят слишком много своего и чужого времени, чтобы доказать окружающим, что они самые умные в округе. Ну ладно, Гордей избавляется от своего комплекса неполноценности (потому что умник, если только заподозрит, что не самый умный в городе или хотя бы в радиусе километр, мгновенно начинает краснеть, икать и пукать), а я-то здесь причем? Жена не выдержала, не смогла играть роль дуры, на фоне которой Гордей выглядел бы гением - так он меня решил к этому приспособить?

- Ты же знаешь, я безыдейный, - вспомнил я классификацию Гордея и, нагло посмотрев на часы, протянул для прощания руку. - Извини, мне пора.

- Ты зашел бы как-нибудь ко мне, есть о чем поговорить, - крикнул он мне в спину, забыв, что я не знаю его нового адреса.

- Как-нибудь зайду, - пообещал я, полуобернувшись.

Если бы я тогда знал, что действительно зайду, да еще с таким ошеломляющим результатом - то что бы сделал? Поменял квартиру и навсегда уехал из Киева, да и вообще в другую страну? Боюсь, даже это не помогло бы. Гордей, с его возможностями, нашел бы меня где угодно. Ну почему именно меня он выбрал в качестве жилетки, в которую каждому человеку нужно когда-нибудь поплакать? Почему именно со мной произошла эта жуткая история? Не понимаю...

* * *

Наша следующая встреча произошла при обстоятельствах престранных. Уже одно это должно было меня насторожить и оттолкнуть от Гордея как можно дальше, лучше всего - на другую сторону земного шара. А вот поди ж ты, не остановила, не насторожила, не испугала до смерти. Наоборот заинтриговала...

А было так: Гордей трижды приснился мне во сне, и все время в одной и той же ситуации. Иногда у людей бывают повторяющиеся кошмары - сны, тягостные именно своей повторяемостью. Так было и со мной. А снилось мне следующее: будто бы Гордей сидит на больничной койке в синем байковом халате; лицо усталое, можно даже сказать - изможденное. А я стою перед ним в одних трусах, потому что каким-то неведомым образом перенесся в эту палату прямо из своей постели, покинув дважды удовлетворенную и по этому случаю вполне умиротворенную и даже немножечко счастливую жену. Стою я перед Гордеем босиком, но мне почему-то не холодно. А Толик смотрит на меня затравленно-усталым взглядом и просит:

- Ты бы навестил меня, Чижик! Корпус тридцать семь, палата два. И книжку мне принеси, "Мозг" называется. У тебя есть, я знаю. Принесешь?

Вообще-то моя фамилия Чижов, и Чижиком меня со школьных лет никто не называл. Книжка "Мозг" у меня действительно есть - купил лет десять назад, сам не знаю зачем. Я слушаю - во сне - Гордея, удивляюсь, откуда он знает про книжку, и думаю, что мою детскую кличку любой мог бы вычислить, а вот книга... И так я удивлен тем, что Гордей знает про книгу, о которой я и сам давно позабыл, что просыпаюсь. Рядом спит жена, в соседней комнате дочки. Вроде все нормально, но мне отчего-то тревожно. Едва осознав это, я засыпаю, хотя обычно, проснувшись среди ночи, долго не могу заснуть. Засыпаю и почти сразу вижу этот же сон: Толик снова просит принести ему книгу, а я опять удивляюсь и просыпаюсь. На третий раз - я и после второго пробуждения почти сразу заснул, упал во все тот же странный сон - я сквозь сон возьми и пообещай Гордею:

- Приду... Завтра... Что тебе принести из продуктов?

- Апельсины, что же еще? - удивился Гордей моему вопросу, и на этот раз я проснулся не от своего, а от его удивления. Проснулся и почему-то поверил и в сон, и в свое обещание. А я стараюсь обещания выполнять, есть у меня такая, очень вредная для меня самого, привычка.

Утром я долго искал по всем записным книжкам телефон Гордея. Он, конечно, уже там не живет, но, может быть, тесть или теща знают его новый адрес? Я почему-то был уверен, что он в больнице, даже знал, в какой Павловской, конечно, она ближе всего к Оболони. Да и есть ли в Киеве другая больница для психов? Но все же я хотел убедиться перед тем, как идти, что Гордей действительно в больнице.

Номер телефона я нашел. Трубку снял тесть.

- Толя? Он здесь не живет, давно уже. А нового его адреса и телефона я не знаю, - упредил он мой следующий вопрос и повесил трубку.

Делать нечего, пришлось поверить герою моего кошмара на слово. Покрутившись в редакции журнала - как раз настал срок сдачи очередного перевода и расплаты за предыдущий - я, купив на ближайшем лотке сеточку с апельсинами, поехал не домой, а прямиком в Павловскую. Книга "Мозг" лежала у меня в сумке. Еще утром, обшарив стенку и дюжину навесных полок, я нашел ее во втором ряду, между альбомами с марками, которые уже давным-давно никто не рассматривает.

Тридцать седьмой корпус я нашел не сразу. Эта Павловская - целый городок. Городок сумасшедших...

- У вас во второй палате лежит Анатолий Гордеев, - нахально сказал я какой-то молодой женщине в белом халате, дежурившей за столом в большой комнате с несколькими кушетками и венскими стульями. Халатик у нее был так туго притален, так откровенно декольтирован, что я не мог отвести от молодой врачихи глаз.

Интересно, а если бы она в милиции служила, сумела бы сделать мундир таким же сексуальным? Думаю, да...

- Гордеев? - Она посмотрела какой-то список под стеклом. - Есть такой.

Я чуть не упал. Хоть и говорил я уверенно, но уверен-то был как раз в обратном. Вот, думал, сейчас выяснится, что никакого Гордеева здесь нет и не было, я сяду на 27-й троллейбус, доеду до Петровки, а там уже рукой подать до моего дома. Дочки обрадуются апельсинам, я - тому что кошмар, как и положено, остался лишь кошмаром. А тут...