Александр Тюрин - В мире животного

— Нормальное, да? — с надеждой отозвалась Нина и даже потерлась об меня. Я ее телесность почувствовал через куртку, кое-какие мысли, вернее, эмоции посторонние зароились. Но прикрывать даму собственным телом от бандитского клина не стал, а, напротив, оповестил службу любителей здорового быта, то есть РУВД. Там мне грубым и заспанным голосом велели не рыпаться, ничего не трогать, не пытаться что-либо спрятать. Однако мчались резкие люди из органов сорок минут, или, может, решили еще покемарить. Я после своего звонка в отведенное мне время рыпаться не стал, правда, перетащил Нину в холл, чтоб была под присмотром, а сам в свою будку-рубку — готовить к приезду следователей собственную версию. Однако, несмотря на все потуги версия не слепилась. Была, конечно, слабая зацепка. Файнбергу что-то померещилось в уголке. Ну, если бы там злодейская морда торчала и прицеливалась, то доктору было бы незачем вглядываться и щуриться. Тут уж тикай или ори. Файнберг мог высматривать только что-нибудь небольшое, веселое, вроде крысы. Я ведь встретился в коридоре с кусочками дряни, похожей на крысиное дерьмо.

Очень пришлось пожалеть, что впустил ментов. Когда поздно было, своим задним, самым сильным умом сообразил, что вначале стоило сюда начальника бюро высвистать. Он бывший «органист» и повадки этой стаи знает. Вместо того, чтоб вынюхивать след подлеца или хотя бы с Ниной лялякать, внучки Феликса Железного за меня взялись. Револьвер попросили посмотреть, а когда надо было отдавать, фигу сальную показали. Про бюро мое всякие низкопробные параши пускали, дескать, это нажопник для мафии и дельцов. Я все стерпел; так сказать, не ответил плевком на плевок. По их тяжелым мутным взглядам понял, что обшаривать углы и щели, выуживая мокрушника, им будет скучно. Капитальным людям довольно, что я у них в кармане, раскрутят меня на своем "чертовом колесе", и дело в шляпе. Оттого и вопросы дешевые задавали. Злобничал ли на ученого из-за Нины, балуемся ли мы втроем бухалом, травкой и оргией, есть ли у меня царские монеты, не добывал ли мой соперник золото из электронных плат. Я оборонялся тем, что раз пятьдесят предложил прокрутить видеозаписи со всех камер, особенно с той, которая мне в затылок пялится. Но мусора видеозаписью заинтересовались, лишь когда старший группы капитан Белорыбов отплясал над трупом и познакомился с ним поближе через компьютер МВД. К несчастью для тела выяснились его фамилия-имя-отчество, а также другие обстоятельства личной жизни. Поступившие справки отнюдь не украсили Файнберга в глазах Белорыбова. Напротив, капитан стал виртуозно импровизировать на тему безродного космополита, меняющего одну родину на другую для увеличения «парнуса». По наличию иудейских словечек во владении следователя, я сразу догадался, что, в первую очередь, он специалист по гражданам с выдающимися носами типа «шнобель». Я, конечно, печалиться не стал, когда Белорыбов отвалил от меня в другую сторону, но не удержался, вякнул. Мол, было бы неплохо для всех, если бы Файнберг гонялся за хрустами, а не за туманом. Капитан быстро, как эхо, поинтересовался, в кого у меня такие черные маслянистые глазки. Я спокойно его выпады отфутболил: мои глаза-бусинки от татаровьев злых и братьев-мусульман. Капитан, съев «пилюлю», сразу успокоился, такие специалисты мусульман уважают, они вообще к любой силе с почтением относятся. Наконец, добряк Белорыбов совсем угомонился, примирительно сказал, что на сей раз голову спасти не удалось, да и умчался сотоварищи и трупом пострадавшего. Увы, уцелей Файнберг с небольшой раной, капитан Белорыбов поколдовал бы над Уголовно-процессуальным кодексом, превращая потерпевшего в подсудимого, за статьей дело не встало бы. Как же ты не почувствовал, док, какие на тебя любители здесь найдутся?

2

Несколько дней жил под впечатлением. Менты не доставали, только пару раз к ним сходил. Даже наган отдали в пакетике, а я им взамен конфет подарил. Я все газеты изучал, торопился к открытию киоска, так же, как морячок, всплывший из подводного плавания, в ресторан. Хотел узнать, чиркнули ли где-нибудь про колпак или смертельные клинья. Но вместо того, чтоб об этом страдать, газетки давились разным фуфлом. «Консервные» листки, то есть консервативные издания вызывали сладкий зуд своими ужасами и катастрофами, заговорами и заклинаниями, поэмами про колдунов Абрамычей и святителей с безупречными фамилиями. А «каловые» газеты — те, что от радикалов кормятся — радовали меня расхристанными дамочками, которые у них по всем страничкам снуют, бегающими по морям-волнам яхтами, красивыми зубами, смачно кусающими пеструю яркую жвачку, да инструкциями по изготовлению сотен тысяч и миллионов за месяц-другой. Потратился я на бумажную продукцию, хотя привык денег зря не расходовать — все на коньяк и водку — а что узнал в итоге? Что все землетрясения от греховодниц в кружевных панталонах. Что с затеями да идеями нынче не миллион сколотишь, а попадешь в плотные слои руководящих «консервов», таких, как Дуев, где высохнешь и упадешь в кучу мусора пожухлым листиком.

Следующее дежурство ничем особенным от предыдущего не отличалось, за исключением того, что обошлось без людских потерь. Я револьвер перед собой положил, все дрессировался, цапая его и наводя на лампочки. Боеготовность росла, мишеней хватало и, должно быть, не только у меня. Этим вечером целая кодла коптела, как я выведал, над жидкостными МГД-генераторами. Я, конечно, донимал эмгэдэшников своими звоночками, все ли еще живы-здоровы? Они мне отвечали, скрипя челюстями, как мелкому надоеде, вроде комара: а ваше здоровье? животик не болит, в попке не свербит? Кстати, такое поведение было вполне оправдано. Они не знали, что случилось с Файнбергом. Сочным рассказом я мог бы сделать их грустнее, но Белорыбов решил иначе, и мой пахан в бюро с ним согласился. Застрессованную же Нину послали колотить по клавишам в какую-то особую комнатку и в час дня неумолимо спроваживали домой. При неизбежной встрече со мной на вахте она словно слышала "хенде хох" и, взметнув пропуск, сразу шарахалась вперед. Кажется, капитан Белорыбов ей что-то напел про меня невдохновляющее. А я бы, между прочим, пообщался бы с ней бед-на-бед, конечно, по истечении траура. Правда, в отличие от доктора Файнберга, я вряд ли способен пробудить какие-либо радужные надежды или мечты о светлом будущем. Стороннему наблюдателю с первого взгляда на меня бросается в глаза, что я не стану богатым, умным и красивым даже при хорошей рекламе и поддержке прессы. Именно поэтому красавицы бегут от меня, как от зверя. А впрочем, посади рядом со мной любого эрудита-лауреата и пусти нас играть. Например, кто больше слов назовет из трех букв. Я себя аутсайдером в этом деле не считаю. Могу еще в «балду» и в «города» посражаться. Я в конце армейской службы, когда напряженка уже отошла в былое и думы, все изучал толковый словарь и географический атлас. Другая литература в ротной канцелярии не водилась.